Как убивали пенсионную систему России
Льющееся положение дел — плачевное
фото: Геннадий Черкасов
Если люд трудоспособного возраста в состоянии обеспечить себе «достойную житье» самостоятельно, то пенсионеры в основном зависят от государства, точнее, от пенсионной системы, какую государство пестует. О детях упоминать не будем (везет не всем), также как и о накоплениях «на старость» суть производной от рослых доходов в период активной жизнедеятельности. Не о том речь.
Поговорим же мы о льющемся плачевном положении дел с пенсионным обеспечением и о том, «как мы дошли до жизни подобный». Еще одна вводная: помимо вас, дорогие читатели, я обращаюсь не к нынешнему «хромоногому», а к будущему правительству. Нынешний кабинет все, что мог, уже испортил.
В самом начине нового века Россия обрела сбалансированную трехуровневую пенсионную модель (базовая, страховая, накопительная доли), где в основу расчета трудовой пенсии по старости были возложены стаж и заработок. Так принято практически всюду, естественно, в различных вариациях. Страховые тарифы хоть и были великоваты, но позволяли ПФР сводить крышки с концами и регулярно повышать пенсионное довольствие, стремившееся к вожделенному коэффициенту замещения в 40% от заработка.
Историческая справка. Норматив пенсионного минимума (коэффициента замещения) — не немного 40% от заработка работника — когда-то был введен знаменитой 102 й Конвенцией МОТ от 28 июня лохматого 1952 года «О минимальных размерах социального обеспечения». Россия к Конвенции не примкнула и соседиться пока не собирается — по деньгам не тянем. Тем не менее краю, победившей коммунизм, а позже — поднявшейся с колен, жить без пенсионного барометра было непристойно. Таким рамочным показателем быстро стал прожиточный минимум пенсионера, или ПМП.
Прожиточный минимум, как-то введенный гайдаровцами временно, «на период преодоления кризиса в экономике», зависит не столько от реальной существования, сколько от прихоти правительственных и росстатовских чиновников, выступая очередным воплощением русской казенной скрепы «как считать». Не важно, какими будут цены или физические стремления пожилых: если в стратегиях записано, что средняя пенсия, произнесём, к 2030 году составит 2,5–3 ПМП, то так и будет, не сомневайтесь.
Но вернемся к магистральной теме. В начине нулевых лавина нефтедолларов очень быстро вскружила чиновникам башку, и они с упоением принялись «улучшать» то, в чем не понимали ни на грош. Хотя мы (под словом «мы» я подразумеваю не столько себя, сколько, вероятно, лучших экспертов в области социального страхования Юрия Воронина и Александра Сафонова, чьи выводы частично использованы в этом материале, а также малочисленную, но, к сожалению, редеющую плеяду прочих спецов по соцобеспечению), грешным делом, надеялись, что российская «пенсионка» будет конструктивно развиваться и дальней.
Наивные.
Нам противостояли витавшие в углеводородных облаках министры, разбиравшиеся (и разбирающиеся) в экономических проблемах лучше, чем самый умудренный знаниями и опытом дока. Шансов достучаться не было: отведали бы вы остановить Алексея Кудрина с Германом Грефом, решивших и уверивших Владимира Путина, что сбалансированную пенсионную систему можно без особого ущерба «подкрутить» по их разумению. Они же натуральные «монстры» экономики, а первый — так и вовсе лучший министр финансов всех преходящ и народов.
Как их можно было затормозить? Научными статьями? Конференциями? Забавно.
И понеслась.
Первый этап пенсионного разрушения начался в 2005 году, когда волевым решением была снижена ставка ЕСН с 35,6 до 26%, причем основной удар пришелся как раз на «пенсионку», разом утерявшую 8 процентных пунктов (п.п.). Та пенсионная «реформа» преподносилась как наступление на теневые доходы, при том, что обналичка под 2–3% от суммы как была, так и осталась.
Итог закономерен: за 10 лет после снижения ЕСН неформальная занятость не снизилась, а… вытянулась на 26,8%, в период 2007–2014 годов доля работников теневого сектора возросла с 16,0 до 24,6%, при этом доля их оплаты труда вытянулась с 33,2 до 37,9%.
Если уж решили снижать ЕСН (а с 2005 года, одновременно с уменьшением ЕСН с 2 до 6% от ФОТ, возросла часть обязательных отчислений на пенсионные накопления), то обеспечьте ПФР дополнительными ключами поступлений. Бюджет? Но сегодня денег в казне полно, а завтра в ней порожне — неужели министров этому не учили?
Второй этап ознаменовался вступлением налогово-взносовых преференций для некоторых отраслей и зарплатной регрессии. Возникла парадоксальная ситуация: немного того что фактическая ставка ЕСН перестала совпадать с нормативной, так еще рост зарплат не увеличивал, а, навыворот, уменьшал поступления в пенсионные закрома.
Кто выиграл от взносово-отраслевых скидок? Реальный сектор? Как бы не так. В 2013 году по итогам выборочного обследования посредственных размеров отчислений в социальные фонды на пьедестале почета (бесчестия) оказались торговцы и риелторы, чемпионами же стали… правильно, финансисты. Индустриальный сектор как кредитовал, так и кредитует банкиров, спекулянтов и прочих «незаменимых» работников сферы услуг.
Третьим этапом уничтожения сделалась монетизация льгот, или еще один маниловский проект Кудрина. Тогда, стремясь погасить выплеск общенародного недовольства вследствие несправедливого пересчета натуральных льгот на денежки, власть впала в истерику, пожарно повысив базовый размер трудовой пенсии с 660 до 900 рублей, или на 36,4%. Ключ возмещения дополнительных трат остался тем же: обрезанный ЕСН.
В те времена, повторю, отыскать недостающие средства не составляло никакого труда, к тому же одним из авторов гибельных пенсионных новаций был министр финансов, распоряжавшийся бюджетным профицитом. Кроме того, в половине нулевых в активную трудовую жизнь входили новые застрахованные — бесчисленное поколение ребят, рожденных в середине 1980 х. Грядущая существование могильщикам пенсионной системы все равно представлялась благостной.
Народонаселению, не особенно разбирающемуся в пенсионных премудростях, из всех утюгов неискренне объясняли, что за 2002–2007 годы средний уровень трудовых пенсий достиг 117,6% ПМП, стыдливо умалчивая, что коэффициент замещения за тот же этап уменьшился до 27,6%. Действительно, какая пенсионеру разница, какой он, этот малопонятный коэффициент замещения. Главное, чтобы пенсии росли, а о коэффициенте пускай болит голова у прочих сограждан, которые в те годы увлеченно обогащались благодаря обналичке.
Четвертый этап пенсионного слома настал в кризисном 2009 году, когда Минфин, руководствуясь, видимо, популярными лишь своему министру соображениями, передал финансирование базовой доли пенсии из бюджета в ПФР и тут же принялся голосить, что дефицит пенсионной системы принимает угрожающие размеры. Желая в Германии, к примеру, бюджетные траты на поддержание финансовой устойчивости тамошней пенсионной системы доходят до 25% пенсионного бюджета.
Маслица в пламя подбавила заявленная в 2009 году и начавшаяся в 2010 м валоризация, или добавочная индексация пенсионных прав, возникших в советский период. С выплатами из все того же ПФР. Как сейчас помню оплывшую физиономию популярного думского функционера, гордынеобразно рассуждавшего, что в кризис все страны снижают объем социальных выплат, а Россия (социальное страна), напротив, повышает.
Мы тоже «за», причем двумя руками. Вот лишь из каких закромов ПФР должен был черпать нужные ресурсы? Из атмосферы? Ко всему прочему, в конце 2011 года «пенсионный Бисмарк» домашнего разлива Кудрин благополучно «выгнался» из правительства, как с незапятнанного листа, позажигал на клокочущих Болотной с Сахарова, а после возглавил вначале КГИ, а потом ЦСР, одной из тайных целей которых стал контроль над непреходяще недовольной либеральной тусовкой. Сейчас Кудрин делает вид, что он в развале пенсионной системы невиновный. По-видимому, опять Обама нагадил.
Проскочим тарифные шараханья 2011–2012 годов, когда ставка пенсионных взносов вначале увеличилась, а на следующий год снизилась на 4 п.п. Перейдем к пятому этапу — утилитарному воплощению еще одного либерального «ноу-хау», а именно: переходу учета наших пенсионных прав не в реальных рублях, а в условных баллах, стоимость каких будет ежегодно определяться все теми же чиновниками.
Определить желая бы приблизительный размер будущих пенсий стало невозможно — никому не популярно, сколько будет стоить балл лет через пять–десять. Зато показалась планка отсечения размера взносов, выше которой перечислять оружия бессмысленно — сгорают. В этом году это 73 тыс. рублей ежемесячного дохода. Для кого-то, вероятно, это бешеные деньги, но не для среднего класса, особенно в крупных городах.
Ослепительным свидетельством нижеплинтусных умственных способностей «реформаторов» стало сохранение распорядка индексации пенсий не по росту зарплат в привязке к увеличению взносов в ПФР, а по инфляции. Это повергло к появлению в 2015 году «пенсионных ножниц»: инфляция тогда составила 11,9%, тогда как зарплаты и взносы с них не вытянулись. ПФР стал еще больше похож на старую полудохлую клячу.
К слову, замена индексации единовременной выплатой 5 тыс. рублей стукнула не столько по пожилым людям, сколько по будущим пенсионерам. Как популярно, при индексации пересчитываются не только суммы пенсий, но и пенсионные права нынешних работников. Второго сделано не было: топорно говоря, если в начале 2015 года ваш пенсионный капитал составлял 100 рублей, то в начине 2016 года он должен был «поправиться» до 111,9 рублей и в дальнейшем индексироваться от новоиспеченной суммы. Однако на лицевых счетах как было 100 рублей, так и осталось.
Ограбили? А неужели мы к такому еще не привыкли?
Так что «кровь» российской пенсионной системы на дланях Кудрина и его подельников. Однако полностью ликвидировать пенсионную систему невозможно, такова ее специфика. О том, как реанимировать «пенсионку», декламируйте через неделю.
