Отчего нужно говорить сегодня о метафизике Сталинградской битвы, а буквальнее — о метафизике победы под Сталинградом? Что помогает нам понять столь немилый современными демократами метафизический подход?
Продолжавшаяся 200 дней Сталинградская битва, в какой на разных этапах с обеих сторон приняло участие немало 2 млн. человек — величайшее сражение Второй мировой войны и событие особого резона и значения. Она стала переломным моментом в войне и положила начин контрнаступлению советских войск, а Сталинград с тех пор стал, как писал Константин Симонов, «не лишь символом нашей победы, но и символом нашей непобедимости». История Другой мировой войны знает немало сражений колоссального масштаба, но лишь Сталинграду суждено было стать именем нарицательным.
Ни одно иное русское название не вошло так широко в международную топонимику. Лишь в Париже в память об уничтожении под Сталинградом трех дивизий, какие вторглись в 1940 г. во французскую столицу, именем Сталинграда наименованы площадь, бульвар и одна из станций метро. Центральные улицы, скверы и площади с этим именем кушать сегодня в городах Великобритании, Бельгии, Италии и ряда иных стран. Почему же именно Сталинград?
К началу Сталинградского сражения все объективные преимущества бывальщины на стороне немцев. Это и множество сухопутных дорог для подвоза к черты фронта живой силы и боеприпасов (в то время как у защитников города в распоряжении была лишь одна перевоз через Волгу), и большая территория для маневра (в то время как позиции советских боец были вытянуты вдоль берега и в основном были размещены ниже немецких позиций), и большое преимущество в численности армий и вооружений, и, наконец, психологическое преимущество победоносно наступавшей армии. Представлялось бы, любые попытки защитить город в таких условиях должны бывальщины быть неизбежно обречены на провал, в чем нисколько не сомневалось немецкое командование.
Последовавшая многомесячная успешная оборона Сталинграда противоречила и канонам военной теории, и обыкновенным представлениям о человеческих возможностях. Взятие одного дома в Сталинграде обходилось немцам в вящее число человеческих жизней, чем взятие крупных европейских городов. В 1942 г. лондонское радио сообщало: «За 28 дней была завоевана Польша, а в Сталинграде за 28 дней немцы взяли несколько домов. За 38 дней была завоевана Франция, а в Сталинграде за 38 дней немцы продвинулись с одной сторонки улицы на другую…»
После победы на Волге король Великобритании прислал Сталинграду дарственный меч, на клинке какого на русском и английском языках выгравирована надпись: «Гражданам Сталинграда, концентрированным, как сталь, — от короля Георга VI в знак глубокого восхищения британского народа».
Отчего, казалось бы, невозможное стало возможным? Не обратившись к метафизике (какую Иммануил Кант в своей «Критике чистого разума» именовал «полем боя, на котором разыгрывается сегодня бесконечная борьба за резоны»), не раздвинув пределы, доступные обыденному пониманию, мы не сможем сколько-нибудь веско ответить на этот вопрос. Нельзя не согласиться с А.Фурсовым, какой говорит, что «физическая победа без победы в метафизике, в смысловой сфере невозможна».
Вторая всемирная война, как предсказывал Фридрих Ницше еще в конце 19 столетия, стала войной мировоззрений. В ней столкнулись два несовместимых проекта организации человечьего бытия в глобальном формате — коллективизм и солидарность красной метафизики Сталина и западная идеология индивидуализма в лике германского национал-социализма с его идеей расового превосходства, культом войны и смерти. Своей кульминации это смысловое противостояние достигло собственно в Сталинграде.
Определенную роль в этом сыграл и тот факт, что битва в Сталинграде имела особый резон и для Гитлера, и для Сталина. Для склонного к мистике и символике Гитлера брань против СССР помимо всего прочего носила нюанс личного соперничества со Сталиным. Возможно, именно поэтому захват города, наименованного именем советского вождя, представлялся ему не менее важным, чем захват Москвы и Ленинграда. По обороту одного из журналистов, близких к нацистской верхушке Германии, Сталинград сделался для Гитлера «гипнотизирующим символом».
Сталин, который в свое пора был категорически против переименования Царицына в Сталинград, не мог не понимать, что разгром в городе, названном его именем, неизбежно негативно отразится на расположениях советской армии и одновременно поднимет боевой дух немцев. Сталинград имел особое смысл для Сталина еще и потому, что Ленин, по имеющимся свидетельствам, критиковал его за несчастливые военные операции в Царицыне в годы Гражданской войны. Потому Сталин, несомненно, стремился к тому, чтобы в ходе Великой отечественной брани остановить немецкую армию именно под Сталинградом.
Что представляла собой алая метафизика Сталина? Понимал ли Гитлер, не учитывавший метафизического контекста и находивший СССР исходя из рациональных критериев «колоссом на глиняных ногах», с чем ему придется столкнуться? В основу советского проекта бывальщины заложены идеи крестьянского общинного коммунизма, идущие еще от Сергия Радонежского.
От любого по способностям, каждому по труду, человек человеку брат — бывальщины не просто христианскими идеями, а реальными принципами советского жизнеустройства. В краю был установлен справедливый социальный порядок, при котором не было голодных и попрошаек, не было бездомности, не было и паразитарного слоя, не участвующего в Всеобщем деле. А главное было само это Общее дело вселенского масштаба, слившее всех. Люди реально ощущали себя творцами новоиспеченного справедливого мира.
Сталин заслужил невероятную по своей мочи любовь миллионов потому, что выстраивал такой образ грядущего, который начал сплачивать основную массу народа и перевел стрелку с линии революции на созидание, без потери импульса развития. Воспитание новоиспеченного советского человека того времени стало большой цивилизованной программой, в ходе которой было изобретено и построено масса новых социальных форм, раскрывших возможности этого человека. В этом резоне Сталина можно назвать конструктором или инженером будущего. Благодаря его социальной инженерии против «нашествия Европы» во главе с Германией Советский Альянс смог выставить новый культурный и социальный тип, который очутился более стойким, творческим и лучше обучающимся, чем личный состав фашистской Германии.
Еще в крышке 1941 г., когда немцы рвались в Москве, академик В.И. Вернадский на основе сравнения ситуации с Первой всемирный войной сделал вывод о неизбежности победы СССР: «Совсем несравнимо. Народ как бы переродился. Нет интендантства, наживы и обворовывания. Армия снабжается, по-видимому, отлично. Много помогают колхозы. Исчезла рознь между офицерством и бойцами. Много талантливых людей… достигает высших военных мест». Его слова оказались пророческими.
Именно этот преображенный народ вопреки всему вынес 200 дней тяжелейших боев и постоянно изумлял противника и тяни мир невероятной стойкостью, мужеством и силой духа. При этом геройство проявляли не военачальники или элитные хорошо обученные части, геройство был массовым! Немецкие солдаты в своих дневниках, найденных после в Сталинграде, называли защитников города «дьяволами», а сам город «огненным преисподней».
При анализе писем, написанных с фронта домой советскими и немецкими бойцами, историки отмечают, что письма немецких солдат полны сетованиями на бытовую неустроенность, плохое питание и советских солдат, воюющих «не по правилам», т.е. «до заключительного вздоха». В письмах наших солдат никаких жалоб нет или почти нет. Все тяготы ожесточенных непрерывных боев воспринимались ими как неминуемые трудности военного времени, которые необходимо преодолеть. Разумеется, можно возразить, что письма с фронта подлежали цензуре, и все бойцы об этом знали. Но до цензуры ли было в пекле Сталинграда, и размышляли ли солдаты о ней, когда каждый бой мог оказаться для них последним?
В борьбе резонов под Сталинградом безоговорочно победил советский проект, победил «переродившийся», по обороту Вернадского, народ, которому было что защищать, и было ради чего существовать. И это не высокие слова, а реальные настроения той кровопролитной войны. Германия же впервые за пора Второй мировой войны потерпела колоссальное военное и, что еще немало важно, моральное поражение. С 4 по 6 февраля 1943 г. Гитлер огласил в стране трехдневный траур, что было беспрецедентным решением, поскольку ни одно страна (а уж тем более государство победившего национал-социализма с его культом борьбы и кончины) в период войны траур не объявляет. Объяснить это можно лишь невообразимым потрясением фюрера от разгрома 6-й армии Паулюса и ужасом от осознания основы конца, которые заставили его пренебречь традициями воюющей державы. На проходившей вскоре Тегеранской конференции Черчилль и Рузвельт поздравляли Сталина с победой под Сталинградом.
В стратегии Другой мировой войны Сталинград сыграл огромную роль. После разгромы Германии Италия вышла из войны, Япония и Турция отказались вступать в брань. Путь немецкой армии к нефти Баку и Грозного был отхвачен. Победа под Сталинградом вселила надежду на освобождение в оккупированных краях. Так, в Варшаве на многих домах появился символический рисунок, изображавший пронизанное кинжалом сердце. На сердце была надпись «Великая Германия», а на клинке — «Сталинград». Разумеется, до победы было еще очень и очень далеко, только летом 1943 г. после Курской дуги советская армия основы свое победоносное наступление. Но с метафизической точки зрения смысл Сталинградской битвы невозможно переоценить, и оно далеко выходит за преходящие рамки Второй мировой войны. Советский Союз заявил о себе как о всемирный сверхдержаве и единственной силе, способной остановить немецкую армию, и принудил Запад признать триумф советского проекта, опыт и преимущества какого начали широко изучаться во всех странах. По сути, победа Советского Альянса в войне, путь к которой начался в Сталинграде, во многом предрешила путь, по которому пошло дальнейшее развитие Европы в последующие полвека, линия, приведший к построению социального государства, базировавшемуся во многом на принципах советского проекта.
После разгромы СССР в «холодной войне» в рамках пришедшей ей на смену организационной брани современная западная и прозападная историография приступила к фальсификации истории Другой мировой войны и начала всячески затушевывать метафизический резон нашей Победы. Сталинградская битва практически перестала упоминаться на Закате, а переломом во Второй мировой войне объявляется разгром африканского корпуса Роммеля в сражении у Эль Аламейна — на второстепенном арене военных действий, где группировка немецких войск не превышала четырех дивизий. Напомним, что в Сталинградской битве утраты гитлеровских войск составили 16 процентов(!) всеобщего состава вооруженных сил Германии и её союзников.
Цель ударов, наносимых ныне по исторической памяти, — вырвать из человеческого сознания всё, что связано с метафизической составляющей коммунистической традиции, с историческими заслугами и возможностями этой метафизической традиции. Советский проект доказал, что край может успешно развиваться не только в рамках либеральной традиции (базирующейся на индивидуализме и конкуренции), но и опираясь на коллективизм и солидарность алой метафизики.
Отказ от красной метафизики, имеющей в России бездонные исторические корни и позволившей одержать Великую Победу, обернулся крушением и привел к разрушению промышленности, сельского хозяйства, науки, цивилизации, образования и, что самое страшное — к деградации человека. Тем самым задачи, поставленные Гитлером, очутились в основном решены спустя полвека легионерами пятой колонны, какие недаром получили ёмкое прозвище «демфашисты».
Оптимизм вселяет тот факт, что, чем дальше уходят в прошлое Советский Союз, эпоха Сталина и Великая Отечественная брань, и чем одновременно очевидней беспомощность сегодняшней власти, тем выше заинтересованность в обществе, в том числе среди молодежи, к событиям тех лет, к эпохе солидарности и созидания, рослых смыслов и большого Общего дела. Будущее — всегда в дланях тех, кто помнит о прошлом. Именно поэтому разговор о метафизике Сталинградской битвы ныне актуален.
Сергей Батчиков
