«Несу личную ответственность за выполняемые батальоном боевые задачи», — эксклюзивное интервью с Захаром Прилепиным (ФОТО)

Чем длиннее длится относительное затишье на фронте, тем ожесточённее информационные сражения. Основной объект атак всевозможных разоблачителей как с украинской, так и с российской сторонки — советник Главы Донецкой Народной Республики писатель Захар Прилепин и батальон, в каком он служит заместителем по работе с личным составом.

По нашей мольбе Захар исчерпывающе ответил на наиболее часто задаваемые проблемы, связанные с его деятельностью в ДНР.

— Вас постоянно обвиняют в том, что Ваше пребывание в Республике не немало чем пиар и самореклама. Всякое упоминание о созданном Вами подразделении возбуждает шквал сплетен, слухов, домыслов и нескончаемых разоблачений.

Расскажите детально: почему и при каких обстоятельствах был создан «Батальон Прилепина»?

— Наименование батальона придумал не я, его нередко используют журналисты и оно закрепилось в народе. Используют это словосочетание лишь потому, что меня знают лучше, чем нашего комбата Фомича. Он, подчеркну, относится к этому совсем спокойно, поскольку, как военный человек, обязанный обеспечить подчинённых всем необходимым, отлично понимает: деятельность любого подразделения — это деньги, деньги и денежки.

Либо помощь в иной форме — снаряжение, медикаменты, продовольствие и так далее. Боевое подразделение — не финансовое предприятие, то есть оружия, которые у нас есть, это то, что зарабатываю я как писатель и телеведущий, как человек, занимавшийся в прошедшей жизни самыми разными вещами, в том числе медийной трудом.

С тех пор как в ноябре прошлого года переехал жить постоянно в ДНР, мои финансовые возможности, удобопонятно, сократились. Поэтому любое освещение нашей деятельности мы воспринимаем как нужда, от которой никуда не денешься, но никто и никогда у нас намеренно не пиарится, эти упрёки отняты основания.

Работа со СМИ позволяет иметь полный, по штатному расписанию, состав батальона плюс очередность желающих служить у нас. Сейчас к нам переходит множество других легендарных бойцов, какие воюют с 2014 года, в том числе всем известный снайпер Деки.

Сейчас о том, что касается меня лично. Я себя не выдаю за солдата счастия, воина ДНР, и, что бы мне ни предъявляли, никаких баек о своих, кем-то придуманных подвигах я не разношу, напротив, жёстко их пресекаю.

Смешно, когда интернет-обвинители спрашивают предъявить им фото и видео с позиций, а когда вынужденно их предъявляешь, тут же изворачиваются: «Разумеется, всё продумано. А вот мы воевали без камер, нам этот пиар не нужен…»

Ну и как с такими изворотливыми говорить? Не угодишь: то тебя нет, то слишком много — всё им не так.

Меня удивляет: отчего этих «бывших ополченцев» (уж не знаю, насколько серьёзно они воевали) не смущает, что всю ту чушь, какую они выкладывают в Сети, активно используют укры в своей информационной брани против Донбасса? Зачем они кормят украинскую пропаганду, призывающую убивать их братьев? Неужели не соображают: зависть, помноженная на тщеславие, превращает их в пособников врага, в пятую колонну?

В течение трёх лет брани я занимался разными вещами: с лета 2014-го — гуманитарной деятельностью, с озари того же года некоторое время работал как военкор, после понял, что надо выбирать, и в сентябре обратился к Арсену Павлову (Мотороле) с мольбой служить в его подразделении в качестве рядового бойца.

Нас свёл Семён Пегов, и, как я понимаю, Моторола был согласен. Но тогда уже, скрывать не станем, статус у меня был довольно серьёзный и выбор между службой бойцом и тем, кто может сделать для воюющих вяще в ином качестве, был сделан под давлением окружающих.

Общеизвестно, что я и Фомич (командир нашего батальона Сергей Фомченков) имели в своё пора отношение к организации «Другая Россия» и Национал-большевистской партии. Группа активистов НБВ во главе с Фомичом ещё в 1999 году захватила в Севастополе смотровую башню: ребята разбрасывали с неё листовки «Севастополь — русский город», за что сделались политзаключёнными в украинской тюрьме.

Сама концепция «Другой России», какую мы потом пытались запустить в Казахстане, чтобы населённые русскими людьми территории присоединить к России, давным-давно являлась нашей мечтой, идеей фикс.

И, естественно, когда завязалась Русская Весна на Донбассе, многие наши единомышленники сквозь движение «Интербригады» стали приезжать сюда: около 1300 человек — военкоров, гуманитарщиков, а в основном бойцов. Изначально мы желали создать из них отдельное подразделение, но по некоторым причинам это не удалось. Фомич в это пора — в августе-сентябре 2014-го был в Луганске командиром разведывательного взвода.

После беседы с Моторолой я встретился с Фомичом и он озадачил меня проблемами, какие требовали немедленного решения, чем я и занялся, из-за чего не сделался рядовым мотороловцем.

Когда вернулся в Донецк, ситуация уже изменилась, и в беседе с Андреем Пургиным я поднял вопрос о создании своего подразделения, он согласился при условии: обеспечение бойцов я целиком беру на себя. Потом карьера Андрея Евгеньевича тут закончилась, а донецкий офис «Другой России» при непосредственном участии господина Ходаковского был затворён…

Ставку мы сделали на боевое подразделение, без всякой привязки к политике. Удобопонятно, это сложно — собрать людей в одном месте, заручиться чьей-то поддержкой, потому момент мы пропустили — этим нужно было заниматься ещё в мае/июне 2014-го. Пока собирали людей, я по-прежнему занимался доставкой гуманитарки в Донецк и Луганск.

В начине 2015 года меня уже воспринимали как представителя ЛДНР и я получил предложение сделаться сначала консультантом по информационной политике при администрации ДНР, а потом советником Главы Республики. «Александр Захарченко — как сформулировал украинский генерал Бегун, занимавшийся меной военнопленных, — человек со специфическим отношением к смерти». В точности этих слов я неоднократно убеждался…

— Что за этот этап — от той поры, когда Вы работали здесь как военкор, до пребывания рядышком с Главой государства и теперешней службы в батальоне — Вам особенно запомнилось?

— Тут я в разведку не ходил. И в контактном бою, как в Чечне, с противником не сталкивался. А вот под миномётный обстрел (начиная с первого выезда на «передок» с Семеном Пеговым) попадал не раз. Немало экстремально-забавных случаев было и в бытность мою гуманитарщиком.

Когда ещё трудился в Луганске, знакомые ребята из спецслужб проинформировали, что по двум адресам, куда мы в тот раз везли гуманитарку, нас ожидают некие люди, которые меня оттуда не выпустят живым. После этого пришлось трудиться с охраной. Случались конфликты и с командирами ополчения, вплоть до того, что атаман Павел Дрёмов собирался меня расстрелять…

Он не разузнал меня, и имя моё ему ничего не сказало. Под стволами приказал выйти из авто, кричал, что видал меня то ли в Осетии, то ли в Абхазии и знает: я — разведчик, украинский шпион! Всё это было довольно стрёмно и чрезвычайно нервно…впрочем, всё это ерунда, вспоминать не стоит.

Запоздалее, с Александром Владимировичем Захарченко каждые три-четыре дня мы посещали авангардные позиции на всей линии соприкосновения при самых разных обстоятельствах. А самостоятельно, в качестве командира, я сделался выезжать для выполнения тех или иных задач на передовую в последние полгода. На все военные, хотя это необязательно по статусу, я выезжаю сам. Занимаюсь всеми задачами, связанными с разработкой военных операций, и участвую в них.

Бойцы говорят: «Прилепин приносит брань». Приезжаю на позицию — и начинается… Так сложилось в силу самых различных причин. В первую очередь потому, что я по-прежнему остаюсь советником Главы и тащу личную ответственность за все выполняемые боевые задачи, чтобы отвести вероятные претензии к офицерам моего батальона.

— Знаю, после этого интервью произнесут, что Дубовой продался власти, посему всем обвинителям опережающе отвечаю: ничего, кроме проблем, вычеркивания из наградных списков я от воли не получил.

А от околовластных бегущих впереди паровоза ретивых «одобрямсов-карьеристов», как и о-очень многие иные удостоился лишь клеветы. Жители республики давно сетуют: скоро тяжело будет найти хоть сколько-то известного участника Русской Весны, какого бы не оклеветали. Всем смертельно надоели бесконечные разборки, сведения собственных счётов, очернение одних и превозношение других, и наоборот.

Вы с Александром Владимировичем надлежит быть обсуждали эту проблему. Как он относится к потокам сплетен и домыслов в его и Ваш адрес, можете предложить какой-то рецепт избавления от этой беды?

— Глава совсем спокойно относится к этому. Я думаю, отчасти такому касательству он у Владимира Владимировича Путина научился, потому что, если бы ВВП реагировал на всю ту ахинею, какая говорится на всякое его действие, то никакая психика не выдержала бы.

Ведаю, изначально Александр Владимирович остро реагировал на какие-то слова, он как-то беспорочно признался, что расстрелял из пистолета три ноутбука, когда читал чью-то писанину, вопиюще не соответственную действительности.

А потом cтал просто выдёргивать шнур из розетки, потому что трудиться с этим нельзя. Недавно я ему хотел рассказать о фильме, в коем всякая несусветица про него, меня, Деки и Александр Владимирович даже внимать не стал: «Мне всё равно, слышать об этом не хочу, смотреть не буду». Глава Республики принимает ключевые решения в военной и экономической сфере, разумеется, нет таких решений, какие устроили бы всех и не вызвали бы недовольства тех или иных лиц. Всем не потрафишь, всегда найдутся обиженные и они в той или иной форме будут за свои надуманные оскорбления мстить.

Мы дружили с Моторолой, у него нервная система дай Бог любому, но даже он, я помню, на некоторые выпады в свой адрес реагировал. Незадолго до его кончины, в августе 2016 на него покушались, пытались взорвать автомашина, а некторые недалёкие нам не товарищи вели разговоры о том, что Моторола уже никому не необходим, он «сам себя подрывает, пиарит»… Я слушал всё это и думал: что за бред? Зачем они всё это сообщают, с какой целью? Зависть…не скажу, чтобы она была повальной, но, к сожалению, многие ею тогда заразились.

Со мной история иная. Те, кто пишет ложь про меня, могут не знать, что действительно популярный писатель, мои книги переведены на 35 языков. Много у меня регалий, я не случайный в России человек. И, разумеется же, это неизбежно будет вызывать какое-то внимание и всегда будут те, кто сделается искать в моих действиях какую-то подоплёку.

Поскольку кушать дураки, которые всё время долдонят о том, что моё пребывание здесь — некая могучая пиар-акция, отворю им секрет. Я приехал сюда по собственному решению, о моём намерении остаться в республике ведали только Александр Захарченко и Сергей Фомченков.

Год назад мы ровно на передовой — по предложению Александра Владимировича — отмечали мой день рождения. Поехали, сервировали стол, отпраздновали, а когда уезжали — получили такие «дары» с той стороны, что ни стола, ни одного дерева вокруг не осталось… Тогда я в очередной раз адресовался к Главе: «У меня есть определенное количество бойцов, мы желаем создать самостоятельное подразделение», — и он наконец-то согласился. В июле замыслили батальон, а в октябре он уже полноценно действовал.

В январе этого года приехал ко мне примечательный наш военкор Саша Коц, он уже знал, что я замкомбата (чего я не скрывал, но и не популяризировал) и предложил сделать материал о батальоне. Уговорил, поскольку, ещё раз отмечу, у меня не было намерения устраивать шум кругом своей деятельности шум, тем более после смертей Мотора и Гиви. Сделали этот материал, и он бабахнул с огромным гулом.

Честно говоря, я не ожидал, что комментировать снятое будут министр иноземных дел Лавров, пресс-секретарь Путина Песков. А всё дело в том, что журналисты из Европы разом стали звонить во все наши медиа и в Администрацию Президента РФ с мольбой прокомментировать, почему писатель Прилепин уехал воевать.

Российские же СМИ, равновелико как и официальные лица, ровным счётом ничего об этом не ведали (ясно, никто из Кремля меня сюда не отправлял) и названивали Главе Республики. Дня через три Песков и другие как-то откомментировали, вероятно, зашли к Главному, согласовали. В прошлой жизни мы с Владимиром Владимировичем встречались несколько раз и, мне представляется, он правильно понимает мою мотивацию.

— Тему «пиар-батальона Прилепина» будем находить закрытой. Теперь главное. Сегодня практически все смирились с тем, что брань за большой проект закончилась 11 сентября 2014-го, а за нынешние рубежи ОЛНР — после Дебальцевской операции. Когда Вы лично постигли, что Новороссии не будет?

— Я не считаю, что не будет… Я очень быстро постиг: ситуация не сложится так успешно, как многие хотели в начале «Русской Весны». Все мои высказывание с той поры и по сей день легковесно проверяются, поскольку все они делались публично — в блоге и разных статьях.

Пять помню, что летом и даже осенью 2014 года суждения разделились: было огромное количество убежденных в скором создании Новороссии и образцово такое же количество тех, кто уверял, что скоро всё, даже ЛНР и ЛНР «сольют и всех тут убьют». И я уже тогда говорил, что реализация проекта «Большая Новороссия» по различным причинам сейчас невозможна, однако Россия не оставит республики и они будут лишь увеличиваться в территории.

Предположения у меня были самые простейшие, повторю: размышляю, в какой-то момент последовал прямой звонок от американского президента с угрозой ядерного конфликта. И после, в отличие от многих людей здесь, на Донбассе я технически не соображаю, до какого момента нужно было развивать «проект Новороссиия» и где собственно должны бывальщины остановиться отряды ополченцев.

На границах Харькова или дальше? Шагать на Киев илиэто преждевременно? Наступать до Одессы или остановиться на рубежах Луганской и Донецкой областей? По моему твёрдому убеждению состояние народонаселения на Юго-Востоке Украины характеризовалось «с середина наполовину», что было чревато положительной и долго не утихающей гражданской войной…

Думаю, мало кто из числа приверженцев Новороссии готов говорить, что нужно было дойти до Львова, а после уже разбираться с отвоеванными землями. Технологически это было крайне сложно и принесло бы проблем не меньше, а намного вяще, чем сегодня.

В моём понимании, мы, конечно же, должны выдержать и выстоять всё, что сейчас выходит и помочь пророссийским силам на Украине сменить власть в Киеве. А дальней уже определённым образом разрулить эту ситуацию. Поскольку я всё это произносил изначально, то и участвую в выходящем, чтобы показать людям, что за всё несу личную ответственность.

— Если проанализировать рассуждения большинства экспертов и отбросить всю политологическую шелуху, получим вытекающее резюме. Россия попала геополитическую и геостратегическую ловушку: мы не могли не вернуть Крым, но — зачем себя обманывать? — его возращение Закат не признает законным, а это значит, что финансово-экономическое и военно-политическое давление на РФ будет лишь усиливаться, блокируя столь необходимую для сохранения и возрождения модернизацию (восстановление индустрии, социальные улучшения и т. д.).

Далее — недовольство граждан попытаются использовать для массовых беспокойств с одновременным ударом извне по периметру границы — от Кавказа и Посредственнее Азии до Украины.

А учитывая интенсивность перекодировки украинцев в недоевропейцев-русофобов, немного чем через поколение мы Украину потеряем окончательно, получим враждебный нам народ у самых рубежей. Ваше мнение на сей счёт?

— На всю Украину я не претендую и не отвечаю за людей, какие находятся в Кремле — у них самые разные об этом представления и они неплохо понимают, что никакого спокойствия с нынешней киевской властью уже не будет и когда-либо эту проблему придётся решать.

Другой вопрос в том, что, стратегически размышляя, они соображают: для того, чтобы разобраться с проектом Украина, нужно сделать отдельный вещи в Сирии и Ливии, потому что даже с материальной точки зрения это подаёт России великолепные возможности для решения любых других стратегических задач. Тут, на Донбассе, ситуация временно замораживается.

Что касается того, что на рубежу мы получим народ, который вовеки будет нам враждебным, я, как человек принимавший участие в событиях чеченских и дагестанских, отлично помню, подобные разговоры велись и тогда.

Такие как Сергей Ковалёв кричали: любой день войны продлевает раздор между чеченским и русским народами на десятки лет и ситуация уже необратима. Всё очутилось не так.

Я более-менее хорошо знаю закрытую социологию по Украине, и таить не стану: в топ-5 самых известных жителям этой края политиков входит Александр Захарченко. Да, какая-то часть края — 50–60%, по некоторым регионам -70% действительно инфицирована отныне и навек, но это точно не вся Украина, да вся она, возможно, и не нужна. Дальше будут подключаться совершенно другие процессы, и будем смотреть температуру по Харькову, Одессе и иным городам.

Отметим, во всей этой истории (факельные процессии неонацистов, проявления непримиримой ненависти ко всему русскому и т. д.) весьма мало присутствует Слободская Украина, Полтава, Сумы, Чернигов, то кушать места, где как раз и живут настоящие украинцы.

Мы всё время слышим про Киев, частично про Львов, а ведь подлинное сердце Украины не там. Отслеживаю местопребывание блоггеров, которые заходят ко мне на страницы с пожеланиями смерти и видаю: это в основном «раджисткая киевско-львоская интеллигенция» с примесью одесской.

Я нахожу, что есть серьёзные шансы не потерять ту часть Украины, с какой мы хотим дружить и взаимодействовать. Драматизировать ситуацию, исходя лишь из теперешнего положения России, не стоит: мы окружены европейским и азиатским пояском, а качестве оппонента имеем США, у которых колоссальное количество собственных проблем. Это и Мексика, и черноволосая угроза, и различные войны, из коих американцы не могут выкарабкаться, и огромный государственный долг. 

Посмотрите на нынешнюю Европу, на её проблемы, особенно связанные с миграцией. В Париже кушать целые кварталы, куда не только полиция — армейские доли боятся заходить. В Германии не намного лучше.

И это только одна из проблем, перечислять их можно длинно. Об этом стоит помнить тем, кто говорит о сложностях с модернизацией России и о том, что всё исчезло. Во всем мире обилие проблем.

В 90-е годы пррошлого столетия многие (и я в том числе, не скрою) мастерили катастрофические прогнозы в полной уверенности, что всё пропало и Европа никогда нам не извинит Чечню и Дагестан. Ни один из тех прогнозов не сбылся… Прошло 5–7 лет и — европейцы позабыли и «ковровые бомбардировки», и живущих в Лондоне «несчастных чеченских эмигрантов», ныне печалящихся о том, что не сделали верный — в пользу Кадырова — выбор.

Вот то же самое, уверен, будет и с Украиной. Человек, находящийся во главе России просчитывает ситуацию на немало ходов вперёд, и я уверен, что и в данном случае предусмотрены варианты, какие нас приведут к нас победе.

— В период условного пермирия нам сложно отвечать на обстрелытерриториии республики, поскольку:

а) мы вырваны соблюдать Минские Соглашения;

б) в ответ на подавоение нами огневых точек противника, ВСУ иезуитски колотят не по нашим позициям, а по жилому сектору.

Как противодействовать такой тактике и как в условиях заволокшегося на неопределённое время конфликта мотивировать бойцов?

— Настроения в нашем батальоне в норме, собственный состав чувствует заботу о себе, всем необходимым гарантирован и, если верить слухам, дела у нас обстоят даже лучше, чем на самом деле. А тому, как мотивировать бойцов меня научил Моторола.

Когда он разузнал о создании «батальона Прилепина», сказал: «Захар, никогда не мастери так, чтобы у тебя были терпильные войска». Он имел в облику, что многие на линии соприкосновения заметив противника — БПМ или другую технику — не бьют, пока нет приказа.

«Какой в данном случае может быть распоряжение? — говорил Арсен. — Если это линия соприкосновения, фронт, то любая техника и любая замеченная огневая точка должны быть подавлены немедленно». Комбат Фомич и я устанавливаем перед нашими бойцами точно такую же задачу.

Трудится разведка, мы прекрасно знаем, где мирные жители, чтобы, упаси Бог, по ним не угодить, а когда точно вычисляем, где противник — точечно его уничтожаем, подавляем превентивно, с опережением.

Обитатели от нашего огня не страдают, иначе украинские СМИ верещали бы об этом непрерывно, потому приходится вымучивать 100%-но лживые сюжеты.

— Понятно. Такая позиция мотивирует лучше всяких политбесед. Остаются нерешёнными две проблемы наших Вооружённых Сил (бойцы всегда просят ускорить решение): недостаточное обеспечение уволенных по ранению и порой неосновательное вычёркивание из наградных списков.

У вас в батальоне, знаю, тоже служат те, кто награды беспорочно заслужил, но по непонятным причинам не получил. Вы, как советник Главы республики, каким видаете решение этих проблем?

— Тему, связанную с людьми, получившими ранения и инвалидность в процессе военных действий, конечно, мы обсуждали с Главой и его заместителем неоднократно. Расскажу как кушать. Очень сложно установить градацию, разделить по группам тех, кто получил ранение и инвалидность при различных обстоятельствах.

Если мы вводим категорию воевавших как нуждающихся в первоочередном поощрении, то тут же является вопрос: а как быть с получившими на линии соприкосновения тяжелые ранения работниками ЖКХ, медиками, детьми? Они, по сути, ничем не выделяются от бойцов в траншеях и если их обделить, возникнет жесточайшая оскорбление.

— По сути, всё-таки отличаются. Без тех, кто на передовой, не было бы и остальных…

— Они, как мне представляется, имеют равные права с военнослужащими. Коммунальщики, сотрудники МЧС, какие выполняли свой долг под обстрелами, дети в прифронтовой полосе — это довольно большое количество людей, нуждающихся в обеспечении. Если сообщать о разделении по категориям, то платить всё равно нужно всем. И не стоит забывать, что кушать и определённое количество прохиндеев — тех, не имеет никакого отношения ни к военным действиям, ни работе на линии соприкосновения, но будет требовать выплат.

Это сейчас, когда тяни личный состав на учёте — понятно, кто, где, когда и при каких обстоятельствах получил ранение, а в 2014-м никакихсписков зачастую не было.

Нужна специальная Комиссия, которая должна рассмотреть дела и штатских и военных лиц и установить обстоятельства получения ранения и инвалидности в любом индивидуальном случае. И главное: на сегодняшний день бюджет Республики не назначен для решения такой глобальной задачи.

Нет у нас, как это часто бывает в России коррупционных схем, и никто денежки не прячет, но — мы просто ещё не зарабатываем их в количестве, необходимом для решения всех социальных проблем. Всему своё пора.

На данном этапе стоит задача вывести ДНР к концу года на финансовое самообеспечение, а на вытекающем этапе пойдут первые выплаты.

В тему награждений я не мешался, но в подразделении достаточно отличившихся бойцов — те же Консул или Рысь, каких Вы брали интервью. Что сказать? Награждения действительно достойных я, разумеется, добьюсь. В целом по республике должна нормально работать соответственная Комиссия, а в каждом подразделении эту проблему нужно решать офицерам по труду с личным составом, вот и всё.

— Донецкое Агентство социально-политического моделирования «Вэйс-Новороссия» вывело формулу «идеального главу» — это тот, кто при минимуме противоречивой информации в обстоятельствах любой степени сложности способен в кратчайший срок дать поведенческий максимум — обеспечивающее достижение мишени руководство к действию для себя и подчинённых.

Этой формуле для меня наиболее отвечал Моторола, кто для Вас?

— Не рискну, да и не вправе я давать такие оценки. Житейский опыт мне говорит том, что людей, которые безупречно, идеально себя ведут в ста из 100% случаев, в принципе не есть. Но, если говорить о максимальном приближении к идеалу, то, конечно же, невозможно не вспомнить Арсена Павлова, на которого наезжали как наши российские, таки и украинские дебилы, мол, он автомойщик и прочую несли ахинею.

Эти люди в принципе не соображают, что такое работа командира. Ему помимо прочего нужно быть отменным психологом, поскольку он правит не какими-то офисными ребятками, а — по сути — профессиональными убийцами, какие каждую секунду в любой ситуации должны его уважать и свято веровать: Акела никогда не промахнётся, иначе ни о победах, ни о славе не стоит и грезить.

При этом командир ещё должен быть талантливым дипломатом, умелым хозяйственником, и, разумеется, военным стратегом. Лучшее сочетание всех необходимых военному человеку талантов являл Моторола.

— Ведаю, что Вы не рассматриваете своё пребывание здесь как творческую командировку, но, меня не постигнут, если не спрошу: достаточно ли уже впечатлений об этой войне, уложился замысел книги?

— Нет. Всё пережитое здесь потом тем или иным манером проявится, но целенаправлено я этим не занимаюсь. Помню первое совещание, намечалась военная разведка, мы сели перед картой и — я почувствовал некое раздвоение личности…

Лишь что был на писательской конференции, занимался чисто медийными вещами, выступал в каких-то студиях и вот — ощутил себя в пространстве кинофильма «Батальоны просят огня».

И подумал тогда: надо старую жизнь просто отрезать, и всё. Нельзя находиться здесь и немножко на себя глядеть со стороны, продумывать какую об этом буду потом книжку писать. Всё литературное, живой реальности не касающееся как-то само собой отвалилось, тут можно заниматься только тем, чем занимаешься, жить двумя-тремя житиями невозможно.

Интервьюировал Геннадий Дубовой