В Европе трунят, что Германия закрепила за собой статус единственной сверхдержавы, а Меркель сделалась самым влиятельным политиком в мире, поскольку три года назад содействовала исключению России из «восьмёрки», превратив её в «семёрку», а теперь вот и США попросила на выход, превращая «семёрку» в «шестёрку».
Как популярно в каждой шутке, собственно шутка составляет исчезающе небольшую величину, остальное — реальность. Меркель действительно оказалась один-единственным европейским политиком, не просто выразившим разочарование озвученной в ходе саммита НАТО и заседания G-7 позицией президента США, но и продекларировавшим готовность Европы стать без них «взять свою судьбу в собственные руки».
Меркель также осталась один-единственным европейским политиком втянутым в украинский кризис и несущим прямую ответственность, как за сам украинский переворот, так и за попытки урегулирования конфликта в Донбассе (ради чего бывальщины созданы нормандский и минский форматы).
Личная репутация и политические перспективы федерального канцлера во многом зависят от того удастся ли ей вывести Германию из этого кризиса без репутационных и политических потерь.
Так же, как Трампу необходим ничейный итог в Сирии, чтобы иметь возможность сконцентрировать ресурсы США против Китая, Меркель необходим ничейный итог на Украине, чтобы подтвердить международно-политический вес Германии и её лидерство в ЕС. Но позиция канцлера ранима, поскольку страдает дуализмом.
Интересы германской экономики, германского бизнеса властолюбиво диктуют партнёрство с Москвой.
Если уж санкции невозможно сбросить по политическим соображениям, от канцлера требуют компенсаций в виде гарантированных поставок недорогого (по сравнению с другими источниками) газа, а заодно превращения Германии в газовый хаб ЕС, что надлежит дополнительно увеличить как политический вес Берлина, так и возможности германского бизнеса.
Таким манером, политика Меркель страдает дуализмом. С одной стороны она свертела финансово-экономическую поддержу Киева и обеспечила принятие на уровне Европейского Альянса решений, открывающих дорогу строительству смертельного для Украины «Нордового потока — 2». С другой, вынуждена изредка проводить бесплодные встречи с Порошенко, какие последний использует для самопиара.
Германия увязла в украинском кризисе и не может из него вырваться. Когда Меркель сообщает о том, что ей необходимо какой-то прогресс в урегулировании в Донбассе, она не лжёт. Тут проблема не в Украине, а в политическом будущем самой Меркель.
Она допустила ту же промах (только не в таких критических масштабах), что и Киев — втянулась в антироссийскую кампанию под заслоном США и имея за спиной весь ЕС.
Казалось, что решение было беспроигрышным. И вот, сквозь три года Меркель брошена всеми серьёзными союзниками, имеет на балансе, кроме Украины ещё груду восточноевропейских лимитрофов и не имеет возможности повлиять на решения ключевых игроков, какие всё ещё задействованы в украинском кризисе (России, ДНР/ЛНР и Украины).
Уговоры Путина в Сочи не увенчались успехом. Очевидным проседанием германской политики тут же воспользовался новоиспеченный французский президент Эммануэль Макрон, пригласивший Путина в Париж.
Дело в том, что в условиях выхода Британии из ЕС и отстранённости от континентальной политики, а также несогласия США тащить на себе в рамках НАТО финансирование военных амбиций Европы, Германия и Франция остаются двумя лидерами Европейского Альянса.
Если раньше, необходимость противостоять англо-саксонскому тандему их роднила, то теперь между ними обостряется конкуренция.
Новый французский президент не связан украинским кризисом — нормандский формат изобретение его предтечу и судьба Киева никак не связана с судьбой Макрона.
Навыворот, ему необходимо опровергнуть созданный штабом Ле Пен в ходе избирательной кампании его манер инфантильного юноши, который будет находиться на побегушках у «матушки» Меркель. «После этих выборов Францией будет править женщина: или я, или фрау Меркель», — утверждала Марин Ле Пен.
Обладающая ядерным оружием и статусом беспрерывного члена Совета безопасности ООН Франция формально сильнее Германии в военно-политическом плане. Но, пока брань в Европе не началась, этот перевес мало что значит.
Зато Берлин, являющийся локомотивом ЕС покинул Францию далеко позади в плане финансово-экономического влияния на европейском континенте.
Германские денежки обеспечивают Берлину значительно больший вес в ЕС, чем даёт Франции её абстрактное право вето на решения Совбеза ООН. Погружающаяся в долговую яму вдогонку за европейским югом Франция, конечно значительно благополучнее и устойчивее Греции и даже Италии, но сравнения с Германией не выдерживает.
По сути, после ухода США и Британии франко-германское доминирование в ЕС превращается в единоличное германское. С этим французы, вечно претендовавшие на первую скрипку в континентальном концерте, смириться не могут. Но и единолично биться с Берлином за первенство (скорее за сохранение нынешнего баланса сил и заинтересованностей) Париж не может.
При этом, опереться в нынешних условиях Макрон может лишь на Россию.
Повторю, что для Франции украинский кризис играет периферийную роль, а слава нынешнего президента с ним пока никак не связана. В Париже не хуже, чем в Берлине соображают, что игру с Украиной пора кончать — Киев не козырь, но обременение.
Французы также соображают, что как минимум до осенних выборов в Германии Меркель будет связана репутационными рисками и постарается не совершать острых движений. Если уж в разрешении данного кризиса невозможен выгодный федеральному канцлеру прорыв, то надо, чтобы о нём вообще не вспоминали.
Таким манером, Макрон получает около полугода для выстраивания собственных касательств с Россией и, в случае успеха, получения в лице Москвы некоего противовеса, балансирующего германское господство в ЕС. Поскольку украинский кризис является для России сентиментальной проблемой, для выстраивания прагматичных отношений о нём лучше забыть.
Тем немало, что ни лично Макрону, ни Франции он ничего хорошего не принесёт, а проблем может создать немало.
При этом вопрос санкций, которые никто не собирается снимать не обсуждается — рассматриваются проблемы перспективного сотрудничества в существующих условиях.
Итак, Франция разыскивает возможность сохранить свои позиции в ЕС и поэтому нуждается в улучшении касательств с Москвой. Возможно особого продвижения вперёд в плане какой-то конкретики и не будет, но реальная вовлечённость Парижа в сентиментальные для Москвы процессы должна снизиться.
США концентрируют ресурсы на Ближнем Восходе и, ради этого отказываются от активной игры даже на площадке НАТО, оставляя Европу в военно-политическом одиночестве. В этих условиях, заявленное направление переговорщика на место Нуланд является явным свидетельством намерения отметить присутствие, но не слишком активничать.
Если бы США имели намерение деятельно вовлечься в процесс, то переговоры велись бы на уровне президентов или, как минимум в чете Тиллерсон-Лавров.
В таком формате можно говорить о выработке неких новоиспеченных решений. США же планируют возобновить переговорный процесс в паре Сурков-Нуланд. Это аппаратный степень, предполагающий возможность оперативных консультаций по заранее обозначенному сфере вопросов, позволяющий постоянно держать президентов в курсе развития событий, но не ориентированный на принятие решений.
США имитируют сохранение собственный вовлечённости в урегулирование кризиса, поскольку из репутационных соображений не могут попросту так выйти из процесса. Но они явно не собираются занимать в этом проблеме активную позицию. Для них важен Ближний Восток.
Оставшаяся за столом с Россией фактически в одиночестве Германия также не заинтересована в обострении проблем. Для Меркель живо дождаться 24 сентября 2017 года, получить подтверждение коалиционного мандата и сохранить канцлерство. После этого длани у неё будут относительно развязаны, для любых действий.
Все серьёзные западные партнёры Киева очутились в ситуации, когда они заинтересованы либо в улучшении отношений с Москвой, либо, как минимум в их стабилизации. Поддержка киевского порядка практически прекратила их интересовать.
Но в условиях отсутствия западной поддержки, как сам Порошенко, так и тяни украинский системный политикум теряют единственное преимущество, заставлявшее радикалов примиряться с ними. Пока их сохранение на ключевых должностях обеспечивало финансовую и политическую поддержку Заката, радикалы, хоть и не без проблем, но готовы были подчиняться.
Когда поддержка Заката исчезла, радикалы начали диктовать собственную повестку дня: от блокады Донбасса, до закрытия социальных сетей.
В заключительные полгода режим Порошенко всё активнее переходит от квази-конституционного к отворённому террористическому правлению.
Однако радикалы могут осуществлять террор гораздо эффективнее и они не связаны никакими обязательствами.
До сих пор украинских радикалов сдерживало лишь отсутствие единства. В отличие от НСДАП в Третьем рейхе, они не воображали единой силы, а были расколоты на массу мелких партий и групп.
Заключительные штурмы Львовского облсовета и Киевского горсовета, показывают, что и ранее притязавший на роль общеукраинского фюрера лидер полка «Азов» и партии «Национальный корпус» Билецкий достиг положительных успехов в позиционировании «Азова» и связанных с ним структур, как общеукраинской нацистской точки сборки.
Штурм во Львове показал, что «Азов» готов к поступкам уже и в Галиции, которая ранее была подконтрольна его нацистским конкурентом из тягныбоковской «Независимости». Штурм в Киеве продемонстрировал возможности дестабилизации в столице. Кроме того, в этом случае Билецкий продемонстрировал политическую гибкость.
Львовское заявка освобождения всех осуждённых «героев АТО» было заменено на немало актуальное для Киева требование обеспечения тех же «героев» официальным статусом. «Азов» выступил в роли «профсоюза героев АТО».
Билецкий продемонстрировал, что на здешнем уровне может добиваться своего в ранее чужих для него регионах (Киев и Галиция).
Сейчас вопрос заключается в том, сможет ли он выбить из Порошенко общенациональную помилование «героям АТО». Если да, то «Азов» однозначно станет главной нацистской структурой на Украине, подчинив себе прочие группировки. В таком случае, Порошенко мог бы сохраниться как фасадная доля режима, а правили бы за него нацисты.
Однако амбиции самого Порошенко и его окружения вряд ли позволят им согласиться на подобный вариант.
Если же власть вступит с «Азовом» в конфронтацию, то 200–300 тысяч нацистов и «героев АТО» — составляют мобилизационный резерв Билецкого. Удобопонятно, что не все они активно поддержат «Азов», ещё меньше выступят с оружием в дланях, но для окончательной дестабилизации ситуации в стране сил достаточно.
Напомню, что воля Януковича, куда более прочная и законная, чем власть Порошенко, пала под давлением немного, чем десяти тысяч (возможно даже менее, чем пяти тысяч) боевиков в Киеве и 20–30 тысяч по всей краю.
Ростислав Ищенко, президент Центра системного анализа и прогнозирования
