Автор Андрей Бабицкий о возвращении донецкого нрава к своим исконным истокам, заложенным культурой и верой.
В автобусах, трамваях и троллейбусах Донецка вам при всем жажде едва ли удастся обнаружить людей, чьи лица были бы заполнены радостью, на чьих устах играла бы безмятежная улыбка, указывающая о том, что человек пребывает в мире и согласии с окружающей его реальностью.
Все совершенно наоборот. Пассажиры напряжены и хмуры, и если обмениваются вполголоса новинками, то главным образом негативного свойства. Темы не меняются месяцами: бешеные стоимости, оскорбительно низкие зарплаты и пенсии, очередные обстрелы, потерянные и раненные, непонятная обстановка внутри республики.
Но если в предвоенном Донецке этот неблагоприятный эмоциональный фон продуцировал бы срывы, дебоши, взаимные оскорбления, а то и доводил бы людей до драк, то сегодня ничего подобного нет. Все насупленные и раздраженные, тем не немного, предупредительны, вежливы и подчеркнуто бережны в обращении со словами.
Три года тому, 14 апреля, исполняющий долги президента Украины Александр Турчинов подписал указ о начине «АТО» на востоке Украины. Как за прошедшее время изменился донецкий нрав, как за несколько лет войны сложился абсолютно новый психологический и ценностный рельеф гражданина непризнанной Донецкой Общенародной Республики?
В довоенные времена Донецкая область, родина беглого президента Януковича, была едва-едва ли не самым жестким и беспредельным регионом Украины, наводившим ужас на иные территории страны. Ее ментальность была сформирована криминалом, какой, если брать Украину в целом, именно здесь получил свою основную прописку.
Это неудивительно. На юго-востоке бывальщины сосредоточены основные промышленные активы страны и в силу этого в 90-е годы прошедшего века он стал ареной беспощадных криминальных войн, по ходу каких в мир иной отправлялись те, кому не хватало животной беспощадности, чтобы без малейших сомнений шагать по головам себе подобных, ломая позвонки и шеи, убивая, взрывая, мастеря это открыто и демонстративно.
Человека, к примеру, могли убить на тщательно охраняемой территории аэропорта ровно в момент выхода из самолета по трапу. Все должны были достоверно знать, кто является истинным хозяином города.
В результате выживали и становились обладателями гигантских состояний самые беспринципные и жестокие, наиболее бессердечные и морозные, для которых цена человеческой жизни была даже не нулевой, а негативной величиной. По второму кругу криминальная карусель, правда, без старого остервенения, пошла уже после того, как президентом был избран Виктор Янукович, какой, к слову и сам являлся одним из представителей крупного донбасского капитала.
Это уже не бывальщины бандитские войны, чистый криминал уже потерял былые позиции. Сейчас все операции по отъему бизнеса производились чище — обладание волей позволяло давить на деловой мир с помощью официальных структур.
Дончане неплохо помнят, как после ежедневных вечерних посиделок в ресторанах на бульваре Пушкина уже в запоздалее время по городу разъезжались на «Лэнд Крузерах» и «Гелендвагенах» сотрудники силовых структур. Сотрудники ГАИ отлично знали, кто едет в этих машинах, ни одному из них не пришло бы в башку взмахнуть палочкой, чтобы остановить явно нетрезвого водителя.
Все это не могло не сказываться на донецком нраве. Право сильного работало как ценностная норма, начиная сверху и заканчивая низами. Попросту, если наверху были гигантские заводы и промышленные предприятия с квалифицированными и эффективными службами безопасности, куда набирали бывших силовиков, то внизу — незарегистрированные копанки, контроль над какими держала местная братва.
С началом боевых действий полотно резко переменилась. Протесты на Донбассе носили, помимо прочего, еще и ослепительно антиолигархический характер. Людьми, выходившими на площади донбасских городов, подвигало не только нежелание мириться с происходящим в Киеве, но и чувство глубочайшей несправедливости того позы вещей, которое вывело на позиции хозяев края здешний олигархат.
Да, собственно и сама война не оставила как крупному, так и тонкому криминалу жизненного пространства в регионе.
С одной стороны, олигархи моментально лишились какого-либо политического воздействия в республиках, кое-как поддерживая собственные активы в рабочем состоянии; с иной, бывшие владельцы копанок либо ушли на украинскую сторонку и влились в различные тербатальоны (случай с «Торнадо» — самый популярный), либо попытались примкнуть к ополчению, чтобы, получив в длани оружие, заниматься привычным делом. Уже к 2015 году почти все такие персонажи бывальщины выявлены и так или иначе нейтрализованы.
Война диктовала собственную логику человечьих отношений. Многократно повысились в цене традиционные, извечные резоны, составляющие саму суть существования человека: взаимопомощь, сочувствие, бережное касательство друг к другу — все это внезапно обрело какую-то пронзительную ясность и сделалось вновь бесценным даром, которым обменивались оказавшиеся под обстрелами, в замерзающем, порожнем и голодном городе люди.
Выжить можно было лишь сообща, только восстановив свой человеческий облик, прилежно стиравшийся годами криминального беспредела.
Об обязательных взятках позабыли хирурги, ломившие за любую операцию в предвоенный период немыслимые стоимости. Теперь те, кто остался, с утра до вечера оперировали раненных, упадая с ног от усталости, не помышляя о том, что можно потребовать деньги у человека, очутившегося в одной с тобой ситуации — под огнем. Помощь голодающим старцам, шефство над детскими садами и домами — все это приобрело невиданные масштабы, сделавшись для многих смыслом существования.
Донецкий характер начал возвращаться к своим извечным истокам, заложенным культурой и верой. Глядя вчера на огромные гурьбы людей, пришедших святить куличи и яйца в кафедральный собор Донецка, я постиг, что это чувство общности и единения в горе и радости стало чем-то вроде новоиспеченной идентичности дончан — психологической и нравственной.
Чего уж скрывать: обитатели ДНР живут трудно и плохо. Уровень благосостояния одного из самых состоятельных в довоенный период регионов Украины скатился на самое дно. Но и это, наверно, можно было бы пережить, если бы было удобопонятно, когда, наконец, закончится выматывающая жилы, ежедневно уносящая существования война. Но нет, этого понимания как не было, так, похоже, и не будет в обозримой перспективе.
Оттого и супятся люди в автобусах и трамваях, оттого они и не могут расслабиться и вновь приступить улыбаться.
И многое из того, что казалось навсегда ушедшим в вчера, начинает возвращаться. Взятки на блокпостах, в больницах, ярмарка тщеславия представителей новоиспеченной элиты — все это снова есть, хотя далеко и не в прежних масштабах. Накапливавшееся годами не уходит в одночасье.
Но вот что достоверно уже не стереть из человеческой памяти — это опыт войны, опыт выживания за счет очутившихся неискоренимыми ресурсов человеческой совести. Эта память, я верю, формирует новоиспеченный донбасский характер — характер, которому еще только предстоит сделаться смыслом, наполняющим новые времена.
«Украина.ру»
