Академик Аганбегян наименовал главную проблему российской экономики
«За 25 лет можно было сделать неизмеримо вяще»
фото: ru.wikipedia.org
— Довольны ли вы тем, в каком состоянии российская экономика встречает ваш юбилей? Кризис вроде бы миновал, судя по уверениям воль. Или это не так?
— Давайте немного вернемся назад. Кризис 2008–2009 годов в России был самым бездонным из стран «Большой двадцатки». У нас больше всего снизился объем ВВП, в 4 раза «схлопнулся» фондовый базар, сократились доходы бюджета, промышленность, рекордно выросла безработица, гораздо снизились инвестиции. Затем произошло восстановление, и в 2010–2012 годах мы затмили почти все докризисные показатели. Однако уже с 2013 года завязалась стагнация, которая продолжалась до 2014-го, и лишь потом, после вступления санкций и падения цен на нефть, в 2015–2016 годах наступила рецессия, то кушать кризис, упадок. С IV квартала 2016 года она начала преодолеваться, и сейчас мы можем констатировать, что этап рецессии пройден, и от нее мы снова перешли к стагнации — застою, депрессии, колебанию кругом нуля, в котором будем находиться в 2017-м и, по-видимому, 2018 году. Хуже итого, что в период рецессии резко упали показатели уровня существования. Такого еще не было в нашей стране: реальные доходы снизились на 13%, товарооборот и последнее потребление домашних хозяйств — на 14%, это в 3 раза больше, чем сократились объемы производства в краю.
— Кому мы обязаны этим кризисом и последующей стагнацией — геополитической ситуации, обвалу нефтяных цен?
— Надо произнести, что стагнацию в 2013 году мы создали собственными руками, получив ее в итоге неправильной экономической политики: это было за полтора года до присоединения Крыма, санкций, снижения цен на нефть. Дело в том, что у нас сохранилась престарелая экономическая политика, а условия изменились. При этом президент Владимир Путин указывал на эту проблему еще на первом заседании президиума Экономического рекомендации в 2014 году, когда сказал, что старые источники экономического роста себя исчерпали — если мы будем опираться на них, то нас ждет нулевой рост. До сих пор мы не мобилизовали новоиспеченные источники, а будучи зависимыми от нефтяных цен, получили серьезный удар, когда снижение сырьевых котировок инициировали Саудовская Аравия и ОПЕК, чтобы противостоять США с их сланцевой добычей. Пострадав от мер, устремлённых даже не на нас, мы все-таки преодолели рецессию, но не благодаря действиям правительства, Минэкономразвития или Центробанка, а тоже благодаря нефти: она подорожала после «заморозки» ее добычи в краях ОПЕК и России с $39 до $57 за баррель марки Urals, повысив почти на 30% объем экспорта РФ и обеспечив рост ВВП на 1,5% в I полугодии 2017 года. Рекордное снижение инфляции — с 15% в 2015 году до 4% — ныне тоже нельзя считать заслугой ЦБ, как многие думают. Инфляция понизилась по вину снижения внутреннего спроса, а не благодаря действиям регулятора с его жесткой кредитно-денежной политикой, какую я считаю неправильной. Когда на 10–15% сократились реальные доходы, товарооборот, последнее потребление, то вполне закономерно, что спроса нет, и потребительские цены не вырастают.
— Из всех проблем российской экономики, что вы назвали, какую находите ключевой?
— Главная проблема — падение инвестиций, которое завязалось в 2013 году. У нас — старый основной капитал, изношенная материально-техническая база предприятий, какая обновляется лишь на 0,7% ежегодно, остальные 99,3% попросту стареют год от года. Примерно четверть всего оборудования трудится свыше срока амортизации, а средний срок работы машин и оборудования в России составляет 14 лет — вдвое вяще, чем в развитых странах. В таких условиях производить качественную, конкурентную продукцию становится все сложнее. Потому в России экономический рост больше, чем в любой другой краю, связан с инвестициями, которые нужно вкладывать в производство и человечий капитал.
фото: Из личного архива
— Рыночное реформирование ведется в России уже свыше 25 лет — со преходящ «команды Гайдара». О вас, занимавшем пост советника Горбачева и вообще имевшем большенное влияние на рубеже 1980–1990-х годов, говорят как о человеке, сыгравшем значительнейшую роль в привлечении этой команды к управлению государством. Это истина или миф?
— Миф — это верное слово. Мы сидим в кабинете (показывает на портрет Егора Гайдара. — И.Д.), какой выбрал Егор, когда в конце 1989 года я пригласил его в Академию общенародного хозяйства. Он хотел создать Исследовательский институт экономической политики, и я помог в организации этого института при академии. Мой собственный интерес был в том, что мне как ректору нужно было обновлять преподавательский состав. Посредственный возраст профессоров составлял более 60 лет, а нам в академии необходимо было начинать читать рыночные курсы — маркетинг, корпоративные финансы, интернациональный бизнес и другие, составлять программы на основе иностранной литературы, а из всех профессоров лишь один хорошо знал английский… Я понимал, что нам нужна была молодежь, потому я искал людей, вокруг которых она мобилизуется; одним из них был Егор Гайдар в Москве, иным — Анатолий Чубайс в Ленинграде. В свой институт при академии Гайдар привел с собой 66 человек и занялся разработкой линий перехода нашей страны к рынку. Это правда.
А вот то, что я сыграл какую-то роль в привлечении этой команды к управлению краем, — явное преувеличение. Насколько я знаю, Гайдар познакомился с Борисом Ельциным благодаря Геннадию Бурбулису, с каким общался. Егор Тимурович понравился Борису Николаевичу, да и не мог не понравиться: он был вящим умницей, выдающимся экономистом, эрудитом, аналитиком, теоретиком. Он обожал книги и науку, но не бывал на заводах, фермах, не видел, как трудится реальный сектор. В этом была его сильная и слабая сторонка одновременно. Он собрал команду таких же, как он, 30-летних ученых, они ездили в края бывшего соцлагеря, например в Польшу, которая совершила успешный переход к базару, изучали иностранный опыт. В научном плане Егор Гайдар был рослее меня, я не имел влияния на его научные изыскания, но создал организационные обстоятельства для его работы, финансировал его институт из средств академии, разместил его сотрудников. Помню, что произнёс хозяйственникам и сотрудникам академии: «Если я вас попрошу, и вы что-то не сделаете, я оглашу вам выговор, но если Егор Тимурович попросит, и вы не сделаете, я вас сокращу». Потому что новое не может возникнуть, если ему не содействовать.
— С позиций сегодняшнего дня как вы оцениваете во главе правительства труд Егора Гайдара, проводящего реформы?
— Очень высоко. Он сделал самое основное — сохранил Россию, которая распадалась на глазах. Правительство Гайдара именовали «правительством камикадзе», ведь желающих рулить страной тогда не было, это было летально опасное занятие… Но Егор был очень смелым человеком, при всей его мягкости и интеллигентности. Он допустил немало ошибок, как мы понимаем задним умом, но пробыл в правительстве итого 11 месяцев, поэтому вешать на него всех собак и винить в том, что случилось в стране за последующие 25 лет, — смешно. К слову, самый большенный обвал экономики произошел не в 1992 году, при Егоре Гайдаре, какого сняли с поста популисты из Верховного Совета, а в 1993-м, при Викторе Черномырдине. Тогда Борис Ельцин адресовался вновь к Гайдару, и тот снова все разрулил, а потом опять сделался не нужен, как это часто бывает.
— Могли бы вы назвать основные достижения и крахи России на протяжении этого 25-летнего рыночного пути?
— Основное достижение — в том, что возврата к старому быть не может: у нас есть частное собственность, товары в магазинах, мы можем выезжать за границу… Но за эти 25 лет можно было сделать неизмеримо вяще. В переходе России к рыночной экономике страна столкнулась с трансформационным кризисом, нательная точка которого пришлась на 1998–1999 годы. Если сравнивать с кризисным 1989 годом, внутренний валовый продукт (ВВП) тогда сократился в 1,8 раза, индустрия — в 2,2 раза, инвестиции в основной капитал — почти в 5 раз, реальные доходы — в 1,9 раза. Положительной проблемой была депопуляция населения, а смертность превышала рождаемость в отдельные годы на 950 тыс. человек!
После этого завязался подъем, но выиграло от него не все население, а в основном богатые. В итоге мы получили огромную разницу между низшими и высшими слоями народонаселения по благосостоянию. Если в советское время 10% богачей существовали лучше 10% беднейших в 3 раза, то сейчас — в 15,7 раза. Между тем в Западной Европе эта разница составляет 8–10 раз, в краях социал-демократической направленности — 6–8 раз, а в Японии — 5 раз.
Такой драматичный разворошив в доходах — это большой провал. По сути, после 1990-х годов у нас закончилось реформирование, и к базару мы так и не перешли. У нас нет фондов капитала и «длинных» денег, проблемы с базаром рабочей силы, землей, налоговой системой. Россия ныне — это государственная олигархическая переходная смешанная экономика, где 70% валового продукта производится на базе госсобственности.
— Поговорим о науке. Котируется ли российская экономическая дума в мире? Есть ли шансы в обозримой перспективе у кого-то из россиян завоевать Нобелевскую премию по экономике — или достижение советских преходящ вашего учителя, Леонида Канторовича, так и останется единственным прецедентом?
— По моему суждению, наша экономическая наука в мировом рейтинге сейчас ниже посредственного уровня. У нас нет выдающихся организаций, как, например, Национальное бюро экономических изысканий в США. Хотя мы идем вровень с мировыми лидерами в международных экономических изысканиях и прогнозировании. Например, Институт мировой экономики и международных касательств (ИМЭМО) РАН — это один из трех центров в мире, который мастерит глобальный экономический прогноз.
Что касается Нобелевской премии, то кроме Канторовича бывальщины три претендента из России, достойные ее, по моему мнению, больше, чем лауреаты заключительных лет. Первый — Валентин Новожилов: он разработал проблему оптимальных решений в экономике. Его труды высоко ценятся в мире. Второй — Егор Гайдар: его разработка линий перехода от социализма к капитализму, то есть от административно-плановой системы к базарной экономике, вполне заслуживала Нобелевки. Третья могла бы быть присуждена ИМЭМО за их всемирный прогноз. Однако сейчас Нобелевская премия подчас присуждается людям, о каких 90% крупных ученых не слышали, никто не учится по их монографиям, и новоиспеченных направлений в науке они не открывают.
Санкции . Хроника событий
