Битва журналистов: эмоции побывавшего в нокауте
Алексей Сафонов — о турнире FIGHT NIGHTS GLOBAL 62
фото: Евгений Семенов
… Это был сентябрь 2014 года. Тогда в моем активе был всего один материал «с поля» об MMA, и я полетел в командировку в Краснодар. Там должен был состояться бой Дениса Гольцова и Бретта Роджерса — того самого янки, с которым когда-то Федор Емельяненко дрался.
Команда Гольцова меня розово приняла и в день поединка я настолько влился в коллектив, что тренер Дениса — Александр Игоревич Коршунов, вообще разрешил мне выйти совместно с ними.
Тогда я впервые проделал этот путь — от раздевалки, сквозь сцену и до самого ринга. Разве что через канаты не переступил. Но впечатление это оставило огромное.
Примерно в то же время, занимаясь с товарищами в школьной качалке, мы со смехом представляли, под какую песню будем сходить в UFC. Причем каждую неделю предпочтения менялись: обязательно был тот трек, который будоражил и заводил больше, нежели предшествующий.
Я тогда не придавал ничего особенного этому всему, воспринимал как шутку. Кто ж ведал, что это зайдет так далеко. И глупо отрицать, что эти мелочи в итоге повлияли. Они попросту стали недостающими элементами ядерного коктейля с моим амбицией и желанием проявить себя.
Дальше немного штампа: шло пора, я все больше и больше погружался в смешанные единоборства, и в итоге выплыл где-то летом 2016-го, когда появилось предложение поучаствовать в любительском единоборстве. О нем вы могли читать, его вы могли видеть, за что спасибо моим коллегам.
А после на горизонте замаячила перспектива FIGHT NIGHTS, которые очутились готовы впустить меня к себе в клетку с другим журналистом — Никитой Бурчаком.
Наверное, я немного перепрыгнул суть. Почему вообще я зашел так вдали? Говорил и буду говорить: я обязан разбираться в теме, о какой пишу, досконально. Только ощутив абсолютно все из мира MMA, я буду в состоянии профессионально об этом повествовать. Как я понимаю сейчас — журналист Сафонов до 31 марта и журналист Сафонов после 31 марта — два человека, какие по-разному смотрят на единоборства.
Много говорить о подготовке нет резона: этим вопросом мы мучаем каждого спортсмена в каждом интервью, и вряд ли вы найдете что-то новоиспеченное. Все, что нужно знать: в ноябре моим тренером стал Алексей Ганненко, какой и вел меня вплоть до боя. Были спарринги с Никитой Крыловым и иными профессионалами высшего класса — и спасибо им всем, что помогали мне, подсказывали и советовали.
Потому мне хотелось бы немного о другом: о том самом спортивном закулисье, какого мало и которого не видят.
Выпадать из ритма ради мишени — одно из самых сложных, с чем я когда-либо сталкивался. И дело не в том, что ты сходишь из зоны комфорта. Вместе с тобой ее покидают все твои ближние люди, семья, друзья и команда. Все работают ради тебя. Тренер откладывает дела и несется содержать тебе лапы. Жена, мама и дочь не видят тебя сутками, и не ложатся почивать, пока ты не приедешь домой и они тебя не накормят.
Смотреть на то, как меняется существование других ради того, чтобы победил ты — вот, что больше итого поразило меня во время подготовки к профессиональному дебюту. Люд вокруг тебя должны стать механизмом, чтобы трудился твой мотор. Они должны стать идеальной взлетной полосой, на какой нет ни единого камушка.
Эти четыре месяца стали большой проверкой для итого моего окружения, и я в очередной раз убедился в том, что рядом со мной собственно те, кто должен быть. Спасибо им.
Сейчас забавно все это вспоминать, учитывая, что все это прошло. Взвешивание, как мы толкались с Никитой на людях, как пытались друг товарища подколоть в социальных сетях и так далее. Но в итоге мы смогли сделать так, что нашего боя ожидали: его обсуждали и общими усилиями мы заполнили целый сектор в Лужниках.
Рагнарёк настанет 31 марта ??❄ #safonovWar #mma #fightnightsglobal62 pic.twitter.com/DEab17Csic
— Alexey Safonov (@from_safonov) 30 марта 2017 г.
То, что будет дальней — гонзо-журналистика извращенного вида. Старина Хантер Томпсон применял добрую половину таблицы Менделеева, чтобы передать свои субъективные эмоции от выходящего, делал это в экстазе и угаре. Я не совсем сторонник такого, тем немало — дела у нас спортивные, но репортаж из гущи событий в моей башке потихонечку собирается. С ароматом адреналина и нашатыря, который доктора так усердно совали мне в нос после нокаута.
***
В день боя я провел утреннюю тренинг и остался спать в зале. Самым частым словом заключительных 24-х часов было «Готов?», а телефон разрывался от уведомлений. К счастью, скоро приехал Ганненко и мы начали тейпироваться.
– Утихни. Получи от этого кайф. Не зажимайся: то, что ты будешь делать ныне вечером, это же реально круто!, — сказал мне Леша.
Линия на арену был веселым, с шутками и хорошим настроением. Где-то в башке я строил планы относительно того, как же отмечать победу, желая прекрасно понимал, что легко с Никитой не будет.
Забавно, но я был безотносительно спокоен. Вернее, так казалось мне. На всех соревнованиях, от мини-футбола и до пауэрлифтинга, я свыкся эмоционально себя взвинчивать, а тут я последовал советам и упорядочил думы в голове. Все, что я делал в тот вечер — это какие-то инстинкты. Я не знал, что и как, и не особо об этом задумывался. Потому я шарахался от раздевалки к октагону и обратно бесчисленное количество раз, лишь потому, что не мог сидеть на месте. На этой строчке я понял, что, представляется, я все-таки не был «абсолютно спокоен».
Разминка, отработка на лапах и «второе дыхание» — все как в мгле, правда. Помню лишь раздавшийся вопрос:
– И как ты на это согласился?
фото: Евгений Семенов
По рации устроителя послышалась команда и нас повели к сцене, где меня отделили от секундантов и покинули ждать своего выхода. Там стояли три девушки, которые инструктировали бойцов.
– Вы Алексей?
– К горе, да.
– Почему к несчастью? Не переживайте, все будет хорошо!
Мне хотелось в это веровать. Вскоре ко мне буквально ворвался Никита Крылов и дал последние установки и морально подбодрил.
Трибун при выходе я не видал. Честно говоря, сам тогда удивился, что тысячная толпа меня никак не смущает. Я попросту спустился к клетке и через несколько мгновений оказался внутри нее.
Объявление в исполнении ринг-анонсера Александра Загорского, установка судьи, приветствие Никиты — поехали.
Ведая, что он будет стараться попасть в меня правой, я пропустил первоначальный же удар с этой руки. Когда в глазах «поплыла» картинка — в вашей башке мыслей примерно столько же, сколько при прочтении философских трудов. Бурчак организовал мне настоящий земной ад и шикарную трепку, которую я чудом пережил и сам послал его в нокдаун. Добить не смог — думаю, при желании вы и сами найдете все эти моменты в Интернете.
В какой-то момент боя я начинов слышать абсолютно все. Свой угол, который призывал меня содержать руки выше, секундантов Никиты, и даже свою трибуну. В крышке первого раунда я начал задумываться о том, что надо просто дожить до интервала, и тут же я оказался на настиле.
Он выбросил множество ударов, но вместо ущерба от них я слышал лишь «Останавливай!», которое доносилось из его угла в адрес рефери. Тогда я постиг, что когда и как угодно, но не сейчас.
Окончание пятиминутки я воспринял с одушевлением и с мыслью, что сейчас-то я встану, все будет шикарно, а у Никиты не осталось сил. Увы, меня ожидало большое разочарование. Ноги подкашивались сами и держать меня бывальщины не в состоянии. Крылов и Ганненко усадили меня в углу, Никита приложил лед, в меня вливали воду, а я ей давился, потому что от своего состояния мне было противно.
Беспорочно — я не знаю, что мне тогда говорили. Свою команду я не слышал. Когда я поднялся с табуретки, я хотел сказать, что не могу выйти на второй раунд. Но оборвал себя в самом начине фразы — дело надо было заканчивать.
Никита скоро сблизился, едва начался второй раунд, и первым же ударом послал меня в нокаут. Не выключил, а именно сбил с ног. Я перевернулся — взор трезвый, все понимающий, но абсолютно обессиленное тело не позволило мне сделать хоть что-то. Да и судья уже подскочил, размахивающий дланями. Вскоре и «скорая» появилась, которая, как мне казалось, только кошмарит людей.
фото: Евгений Семенов
«Люд же подумают, что я совсем не алло, на это мои смотрят, им страшно!», — размышлял я и отмахивался от ватки с нашатырем. Затем я подошел на объявление победителя и поздравил Бурчака. Это было круто, истина.
Меня повели «лечить», а за моей спиной раздался голос ринг-анонсера: «Слово — победителю!». Эта фраза еще длинно будет в моей голове. Когда твою стенку украшают в основном золотые медали, ты на подсознании ждешь, что этот микрофон передадут все-таки тебе. Но нет, победитель был 31 марта иной, и мне было это сложно принять.
Несколько минут я провел в уголке докторов, которые дали какие-то таблетки и поставили какой-то инъекция, после чего побрел в душ. Попросил перед этим Сашу Сашникова написать супругу, что все со мной нормально, и потом пошел на трибуну — к тем, кто меня поддержал.
По линии несколько раз поддался эмоциям, а потом не нашел ничего лучше, как произнести собравшимся «Извините». Мне было неловко от того, что они приехали за меня поболеть, а я не отозвался победой.
Вы уж простите меня за такое количество соплей. Попросту хочется как-то искренне рассказать о том, что было тогда.
Помню груду слов поддержки, фотографии и мою возвращающуюся в строй голову, какая потихонечку начинала осознавать произошедшее.
***
Упасть в клетке — не сложно. Сложно разъяснить родным, что с тобой все нормально и это «рабочий момент». Сложно перетерпеть их эмоции от того, что ты упал. Зареванную семейство видеть — тоже так себе.
Не знаю, может быть, это у всех спортсменов так. Или лишь у начинающих, а потом все это сравнивается на обычный равнодушный уровень.
Все выходные я провел в дуэли с думами, разговаривал с именитыми тренерами, которые указывали на отсутствие дисциплины и то, что единоборство все-таки был хорош. Прокручивал каждый момент боя, особенно те, в каких мог и должен был побеждать. Самобичевание это называется, кажется? До сих пор я не могу выпустить это и строю картинку, в которой именно мне дают микрофон и сообщают «Слово — победителю!».
Не жалею ли я об этом опыте? Однозначно нет. Он был мне необходим, моим эмоциям и жажде вызовов. Надеюсь, что сейчас я буду говорить с бойцами с полным пониманием происходящего.
Что дальней? Хороший вопрос. С одной стороны — я очень хочу затворить это поражение. С другой — я не уверен, что еще разок пройти этот линия смогут все мои близкие. В любом случае, решение я буду принимать совместно с ними.
Но внутри меня бурлит: если на моей стенке большинство медалей — золотые, то я не могу удалиться с серебряной.
фото: Евгений Семенов
