Черно-белая судьбина Эдуарда Стрельцова
21 июля исполнилось бы 80 лет великому футболисту
фото: РИА Новинки
Пляжный футбол
26 мая 1958 года Яшин со Стрельцовым — вратарь и центрфорвард — перед обедом собирались на рыбалку. В подмосковной Тарасовке, на спартаковской с довоенных преходящ базе, где сборная страны проводила последние дни перед отъездом на чемпионат вселенной в Швецию. В протекавшей неподалеку Клязьме водились щуки, судаки… И завзятый рыбак Яшин предвкушал богатый улов. Стрельцов взял удочки, как сообщал, за компанию с Лёвой. Но рыбалка не состоялась: на территорию базы въехал милицейский «уазик», и трех олимпийских чемпионов — Стрельцова, Огонькова и Татушина — милиционеры вывели, что именуется, под белы ручки.
Накануне у команды был выходной. В тот роковой день в Школьном переулке в престижном ателье неподалеку от проспекта Вселенной была назначена примерка парадных костюмов, сшитых к чемпионату вселенной по футболу. «Победа» Стрельцова была в ремонте, он приехал на таксомотор. Портные элегантно подогнали под размер модные блейзеры и брюки для своих знаменитых клиентов.
Стрельцов с Огоньковым отправились на повстречаю с Борисом Татушиным, который ждал их на улице Горького у лавки «Российские вина». Татушин с Огоньковым играли за «Спартак», Стрельцов за «Торпедо», но они дружили — так зачастую случается в спортивной жизни. Неподалеку от винного случайно встретили спартаковскую предание былых лет Сергея Сергеевича Сальникова и решили пропустить по этому предлогу по стаканчику холодненького сухого — в выходной в жару кто откажется!
Наверное, у Стрельцова было неплохое настроение — неприятности вроде бы остались позади: несколько февральских суток в милиции за нетрезвую драку, последующий фельетон в центральной прессе С.Нариньяни «Астральная болезнь», снятие звания «Заслуженный мастер спорта»… Но его извинили, вернули в сборную СССР — и впереди шведское первенство. Фужер сухого сыграл роль свистка на игру — почему бы перед отъездом не рассеяться за городом на природе, тем более что в «Москвиче» Бориса Татушина сидел его приятель пилот Эдуард Караханов с двумя девушками Инной и Ириной. Да еще у Караханова дача в поселке Истина, а девушки обещали, что пригласят двух подружек.
Вот и помчались с ветерком на берег водохранилища в Тишково — сквозь магазин, разумеется. Девушки поначалу даже не верили своему счастью, что так прекрасно гуляют со знаменитыми на весь Советский Союз кавалерами.
Сладкая сказка обернулась для всех горестной былью, а Эдуард Стрельцов вернется домой на Автозаводскую лишь через 5 лет.
Но это будет чуть позже, а пока веселая компания — обещанные подружки к ним примкнули у реки — выпивает, закусывает и, конечно, играет в футбол. Пляжный матч столетия «Спартак» — «Торпедо»: Огоньков с Татушиным против девиц и Стрельцова в воротах. 1:0 — спартаковцы побеждают с минимальным счетом, и все согласно обмывают это событие.
Как грустно заметил летописец Стрельцова беллетрист Александр Нилин, они и представить себе не могли, что вместе коротают прощальный матч — больше друг с другом они никогда не сыграют.
А судьбина Эдуарда Стрельцова, к сожалению, обрела исконные торпедовские краски — черно-белые.
Коктейль для девушки
Я держу в руках уголовное дело Московского областного корабля по обвинению Эдуарда Стрельцова в изнасиловании: начато 26 мая, окончено 23 июля 1958 года. (Выражаю открытую благодарность за помощь в работе над этим делом сотрудникам Верховного корабля России, своему коллеге Станиславу Скобло и адвокату Андрею Муратову. — П.С.) Из свидетельств участников становится понятно, как именно развивались события в тот роковой вечер.
Из свидетельств Тамары Тимошу:
«Я зашла с Инной домой, чтобы причесаться и надеть танкетки, так как я была босиком. Дома папе я произнесла, что приехали ребята из 1-й сборной и я пойду на них посмотрю. Отец мне советовал не ходить, потому что он слышал об этих футболистах нехорошее. Я сама тоже читала фельетон в «Комсомольской правде» о Стрельцове. Свои суждения о Стрельцове и других я сказала Инне, но она меня успокоила и произнесла, что они простые, хорошие ребята. Инна сказала, чтобы я облекалась, а сама побежала к Марине. На углу около дома Инны стояла машина «Москвич», светло-зеленый, новоиспеченной марки. Когда мы подошли к машине, то увидели, что за рулем сидит муж, как потом мы узнали, Татушин, а на заднем сиденье неизвестная нам дама. Инна познакомила нас, и мы узнали, что за рулем Борис Татушин и Ира. Мы присели в машину. Инна сидела около Татушина, а я, Марина и Ира на заднем сиденье. Мы поехали по курсу к Загорску».
Первые часы знакомства — звон стаканов, анекдоты, здравицы, легкий флирт… Уже там, на пикнике, Эдуард Стрельцов начал оказывать Марине знаки внимания. Она не противоречила — какой девушке не польстит внимание одного из самых знаменитых футболистов СССР?
Из свидетельств Марины Лебедевой:
«Я сидела со Стрельцовым, пила коньяк — ¼ граненого стакана, из четырехугольной бутылки с «Персоной водкой» выпила опять ¼ граненого стакана, ¼ граненого стакана шампанского. Вите возлияния не хватило, и Таня со Стрельцовым, Огоньковым и Эдуардом поехала за вином. Они привезли 2–3 бутылки пива и 2–3 бутылки «Старки». Я хлебнула — ¼ граненого стакана «Старки». Закусывала я фаршированным перцем, яблоками, апельсинами, маринованными огурцами. Когда мы кушали, то я еще колебалась, что это футболисты, и думала, что они выдают себя за них. Но проходящие мимо ребята с ладьёй узнали их и предложили им сыграть в футбол. Футболисты отказались. После этого я перестала колебаться, что они те, за кого они себя выдают. Покушав и выпив, мы играли в волейбол, футбол. В это пора Инна со Стрельцовым уехали кататься, и Огоньков очень страшился, что Стрельцов, который разбил свою машину, разобьет и его машину. Потому в «Москвиче» я, Тамара, Огоньков и Татушин поехали искать Стрельцова с Инной, но мы их не отыщи и вернулись».
Ближе к вечеру компания переместилась на дачу приятеля футболистов Караханова. Его тоже призывали Эдуард — так в этом деле по удивительному совпадению сошлись два тезки. Отметим, что сам Стрельцов хозяина дачи ведал только по имени, но Караханов был близким приятелем его закадычного товарища Бориса Татушина. И, разумеется, Стрельцов не ждал никакого подвоха.
Из свидетельств Эдуарда Караханова:
«Когда наступил вечер, мы поехали ко мне на дачу, туда поехали: я, Стрельцов, Татушин, Огоньков и девицы: Марина, Тома, Инна и Ира. Мои отец и мать, когда мы приехали на дачу, бывальщины дома. Приехав ко мне на дачу, мы здесь также выпили, а собственно: бутылку «Старки» и бутылку портвейна. Когда время пришлось ко сну, то Марина и Тома сказали моей матери, что они уезжают, но так и остались».
Подлинно ли Марина Лебедева хотела уехать с дачи? Ведь тогда несложный треп девушки со Стрельцовым перерос в нечто большее. И сами подруги, уместно, путаются в показаниях, когда начинают вспоминать, кто планировал отправиться в Москву, а кто разрешил заночевать в веселой компании.
Из показаний Ирины Поповой:
«Марина и Стрельцов целовались, даже сидя за столом. Уезжать с дачи собирались лишь я и Марина. Тамара ехать отказалась, заявив, что она не может показаться дома, т.к. должна быть на работе».
Дальнейший ход событий участники трагедии описывают по-разному. Не беремся комментировать, предоставим слово им самим.
Из свидетельств Марины Лебедевой:
«Когда Стрельцов начал меня втаскивать в горницу и говорить, чтобы я не боялась, так как он мне ничего плохого не сделает, я увидала, что в комнате находилась Инна. При каких обстоятельствах из комнаты вышла Инна, я не обратила внимания, потому как Стрельцов ко мне привязывался.
Неожиданно на террасе погас свет и в комнате стало тоже беспросветно. Кто погасил свет, я не знаю. Тут же Стрельцов стал меня сваливать на спину. Я ухватилась руками за спинку кровати. Завязалась война. Я сопротивлялась как могла. Сначала я предупредила его, что буду кричать, а когда кричала, он зажимал мне рот дланями, и в это время я его укусила за палец. После этого он стал меня избивать.
После изнасилования я утеряла сознание. Через некоторое время я очнулась. Стрельцов залежал на мне и просил закурить у Эдика Караханова, который лежал на полу в этой же горнице. В комнате было тихо. Караханов сказал Стрельцову: «Неужели можно так?» Очевидно, Караханов присутствовал в комнате, когда Стрельцов меня насиловал».
Из свидетельств Эдуарда Караханова:
«Мы с Ириной зашли в дом, где на кровати в комнате залежал Стрельцов с Мариной. При мне в доме Марина не кричала. Я, увидев Стрельцова и Марину в койки, ушел с Ирой на веранду, где сидел с ней на веранде. Ввиду того, что мы пожелали спать, то я ушел в эту комнату, где был Стрельцов и Марина, и лег спать на полу. Ни от каких гулов я до утра не просыпался».
Из показаний Эдуарда Стрельцова:
«Когда из-за стола удалились хозяева, то я и одна из девушек по имени Марина пошли почивать в одну из комнат дома. Марина меня с собой не призывала, но я решил пойти за ней. Когда вошли в комнату, то Марина пришлась к кровати, я стал Марину целовать, она меня начала отталкивать и противиться, но я снял с нее штаны. Во время борьбы она меня укусила за перст и поцарапала лицо. Я также два раза ударил. Когда выходила борьба, то Марина не кричала, а сопротивлялась молча. Несмотря на сопротивление, я силою прижал ее к кровати и совершил половой акт. От царапин на лице, укушенного перста моя рубашка была испачкана кровью. Сразу после сексуального сношения я заснул. Вообще я плохо помню, что происходило во пора борьбы с Мариной. В совершенном мною преступлении виновным себя признаю и поясняю, что это случилось только в результате моего сильного опьянения».
Можно представить, что творилось в душе у Стрельцова на вытекающее утро. События ночи стерлись из памяти под воздействием алкоголя. Ни справиться, что случилось, ни попросить прощения было не у кого — Марина не сделалась дожидаться рассвета.
Из показаний Эдуарда Караханова:
«Когда я поутру встал, то Стрельцова я увидел в кровати одного с поцарапанной щекой и поврежденным перстом. Я вышел на улицу, в машине Огонькова был он сам, и Инна была, и Ира. Бориса Татушина не было. Тома произнесла, что он уехал ночью с Инной. Я спросил, где Марина, но на этот проблема никто не ответил, хотя Инна сказала, что с Татушиным она не уезжала».
Из свидетельств Эдуарда Стрельцова:
«Когда я проснулся, то Марины в комнате уже не было. После этого случая я Марину вяще не видел. Утром 26 мая около 7 утра я, Огоньков и две девицы: Тамара и вторую я не знаю, поехали в Москву на машине Огонькова. Я разом заехал домой, где моя мать выстирала окровавленную рубашку. Никому из наших футболистов и моих известных о случае с Мариной я не рассказывал».
Из показаний Марины Лебедевой:
«Образцово около 3 часов ночи я замерзла, так как была совсем нагая, кроме босоножек, ничего на мне не было. Я сказала Стрельцову, что застыла. Он кого-то спросил, по-моему, Караханова, можно ли укрыться покрывалом. Он отозвался «конечно». И я немного уснула. Я проснулась, встала и быстро оделась, так как собиралась удалиться незамеченной. Меня удивило, что тот меня раздел так аккуратно, все предметы мои были не порваны и лежали в одном месте, на столе.
Дома я маме рассказала, что меня изнасиловал Стрельцов».
Было ли изнасилование на самом деле, если девица даже не помнит, как ее раздевали? Да и алкоголя Марина намешала столько, что от водочно-коньячного вперемешку с шампанским коктейля крепкий мужик разум потеряет. Кроме того, сложно представить, что такое правонарушение совершается в полной тишине. Однако даже находившийся в той же горнице Караханов ничего не слышал. Не услышали стонов или криков о поддержки и хозяева дома.
Из показаний матери Эдуарда Караханова:
«В ночь с 25 на 26 мая с.г. никакого гула или крика о помощи в своей даче я не слышала».
Чтобы постичь, могли ли другие участники ночной вечеринки услышать инородный шум, на даче Караханова провели специальный эксперимент. Любители сериалов разом догадаются, о чем речь. Еще свеж в памяти сериал Валерия Тодоровского «Оттепель», где аналогичный эксперимент избавил от обвинения в убийстве героя Евгения Цыганова. В реальной существования Стрельцову наука не помогла.
Из протокола следственного эксперимента:
«Для проверки слышимости в квартире Миронова и Монахова минули в комнату №1 и закрыли дверь. Из комнаты был слышен проблема, заданный обычным голосом Мироновой, сколько времени. Слышимость была неплохая. Слова были все понятны.
После этого Михайлова дневалила у двери со стороны террасы. В комнате, где была изнасилована Лебедева, она услышала голос Мироновой, двукратно позвавшей: «Инна».
фото: РИА Новости
«Прошу прекратить дело Стрельцова»
Сложно подавать оценки случившемуся спустя почти 70 лет. Но очень вероятно, что было так: Марина Лебедева изначально была не против немало тесного знакомства со Стрельцовым. Легкий флирт, шампанское, лобзания… Согласие (после недолгих уговоров) остаться на даче до утра. Вероятно, в свои 20 лет Марина не догадывалась, что за всем этим последует. Или, навыворот, догадывалась, но, так сказать, пустила ситуацию на самотек. Но по-любому получалось: «Я не такая — я жду трамвая, ой, обождите — не уходите».
А Стрельцов… Ну скажите, кому из молодых людей — крепких, знаменитых, уверенных в себе — не знакома ситуация «после вчерашнего»? Когда толком не помнишь, где, как и с кем, но в башке назойливо стучит: не переборщил ли я? Как в старом анекдоте про то, как Ленин и Дзержинский опохмеляются поутру 26 октября 1917 года. «Слушай, мы вчера Зимний хватали?» — «Брали». — «Из «Авроры» стреляли?» — «Били». — «Ё-мое, стыдно-то как».
В эту версию укладывается документ, какой появился в уголовном деле 30 мая — всего через 4 дня после трагедии.
В Московскую областную прокуратуру
от гражданки Лебедевой Марианны Олеговны,
проживающей в г. Пушкино, 2-й Акуловский проезд, дом 21.
Заявление
Упрашиваю прекратить дело Стрельцова Эдуарда Анатольевича, т.к. я ему прощаю.
30.05.58 г.
Лебедева
Итак, жертва правонарушения попросила простить преступника. Случай нередкий даже в подобный деликатной истории, как изнасилование. Почему же Лебедева пошла на попятный? У нас кушать возможность рассказать читателям «МК», что предшествовало письму Марины в прокуратуру.
Из свидетельств Марины Лебедевой:
«Утром ко мне пришла на квартиру мать Стрельцова. Сделалась называть меня дочкой и просила, чтобы я перешла к ней существовать, если Эдика осудят. Уходя от меня, мать Эдика произнесла мне: «Ты, дочка, подумай». Когда ушла из дома Стрельцова, ко мне пришагали хозяйка дачи Караханова и Тамара и сказали мне: «Выручай ребят, все в твоих дланях».
Вскоре приехали на машине Татушин, Караханов, Тамара и Инна. Ребята длинно разговаривали с моей мамой. Ко мне в комнату пришли ребята возле 23 час. 30 минут и сказали: они пришли меня упрашивать, чтобы я простила Стрельцова. Я покачала головой и сказала Караханову: «Ведь ты же был в той горнице, все видел». Он стал отрицать, что его не было, что он куда-то уезжал и что я путаю.
Длинно они сидели молча, вздыхали. Оба сожалели, что они тоже терпят неприятности: одинешенек по футболу, а второго могут уволить со службы в армии.
Ныне, 30 мая, в 9 часов утра пришла ко мне мать Стрельцова и принесла коробку зефира, конфеты, два лимона и две банки компота. Я и мама не хватали, но она просила, что все это принесла больной, т.е. мне. Стрельцова опять начала рыдать, чтобы я простила Эдику. Она также с этой просьбой обращалась и к моей маме. Моя мама мне произнесла, что, может быть, мне будет легче, если я прощу. Я была в потрясенном состоянии, связанном со всеми событиями и всеми этими визитами. По просьбе матери Стрельцова после долгих моих колебаний я написала заявление в прокуратуру о том, что я прощаю ее сыну».
Кремлевский банкет
Следователь Мытищинской прокуратуры Муретов разом сказал знаменитому футболисту: «Пиши явку с повинной да поедешь домой — кто тебя, «звезду», в камере содержать будет?». Стрельцов написал: «Явка с повинной. 25 и 26 мая мы бывальщины на даче в Правде. Никакого изнасилования я не совершал и ничего про это не ведаю». Подпись: «Стрельцов, 26 мая 1958 года». Взбешенный следователь послал Стрельцова в «обезьянник», понимая, что вопрос с центрфорвардом сборной СССР будет решаться, разумеется, не в провинциальных Мытищах, а на самом верху.
И здесь мы должны вернуться на два года ранее, в золотой для олимпийской футбольной сборной 1956 год, когда после победы в Мельбурне состоялся торжественный зачисление в Кремле. Герои, которых встречали поистине по-царски — столы ломились не лишь от деликатесов, но и от спиртного, конечно, — позволили себе расслабиться. Да и высшие главы государства себе мало в чем отказывали. И вот тогда первый секретарь Московского городского комитета партии Екатерина Фурцева сделала Стрельцову королевское предложение — выдать за него свою 16 летнюю дочь Светлану, в горнице которой над кроватью висел вырезанный из глянцевой обложки «Огонька» портрет центрфорварда.
Мы уже не разузнаем, насколько серьезным было предложение одной из главных фигур кремлевского пасьянса, да это и не основное. Важнее, что Стрельцов отказал Фурцевой совсем не в той форме, в какой было принято общаться в стране с высокопоставленными партийными бонзами. Разгоряченный алкоголем Стрельцов в окружении друзей-футболистов, не задумываясь о последствиях, остро отшил Фурцеву: «Нет, я свою Алку ни на кого не променяю». И оскорбительную проделку юного олимпийского чемпиона она, конечно же, запомнила.
Биография Фурцевой тоже в своем роде трагическая. Влиятельная и самостоятельная (насколько мог быть независим человек на вершине власти в партийном аппарате), она относилась к небожителям, которые определяли судьбу Советского Союза. Про нее написаны книжки, сняты сериалы, да и как сценаристы могли бы обойти вниманием жизнеописание простой девчонки из Вышнего Волочка, попавшей на вершину воли. И покончившей с собой в собственной ванной (по свидетельству экс-председателя КГБ СССР Владимира Крючкова) в ту же ночь после снятия с поста министра цивилизации СССР. И, как свидетельствуют очевидцы, Фурцева была злопамятна.
Владимир Маслаченко раз поведал мне такую историю. В те годы руководителем футбола в краю был Валентин Антипенок. Фурцева, как член Президиума ЦК КПСС, курировала в том числе и спорт. На одном из совещаний докладчиком как раз и был Антипенок, по ходу выступления Екатерина Алексеевна его перебила. «Та подож ж жите вы!» — с незапятнанно одесским говором отреагировал футбольный начальник, эмоционально махнув дланью.
После совещания к нему подошел молодой человек в неприметном костюме и учтиво, но твердо сказал: «Пожалуйста, сдайте ключи от кабинета и сейфа. Немедля».
Спустя два года после олимпийского кремлевского застолья, когда Стрельцов по собственной глупости навлечет на себя неприятности, сообщают, именно обиженная на футболиста Екатерина Фурцева предвзято доложит тогдашнему вершителю судьбин Никите Сергеевичу Хрущеву о том, что произошло на подмосковной даче в поселке Истина. И разъяренный первый секретарь ЦК КПСС прикажет: «Строго наказать подлеца, посадить надолго!»
И очевидно, что заявление Лебедевой — постигнуть и простить — никакой роли уже не играло. Более того, маховик последствия завертелся с космической скоростью, а работники Мытищинской прокуратуры помчались к ней домой и застращали так, что девица кинулась забирать свое заявление обратно.
Но почему Стрельцов, отвергавший свою вину, все-таки написал признательные показания?
Напомню, торпедовский тренер Виктор Маслов позвал 16 летнего Стрельцова на полуденные сборы с командой мастеров, увидев его в заводской команде «Фрезер». Перовский парень, вытянувшийся без отца, с перенесшей инфаркт и болевшей астмой мамой-инвалидом, пришел в команду в ватнике и с деревянным чемоданчиком в дланях.
И что вы хотите от бесхитростного Эдика со школой- семилеткой, которому противостояли юристы с солидным стажем, благовоспитанные еще сталинским режимом! Наобещали с три короба: давай подписывай и иди играй в собственный футбол. Он подписал и отправился в Бутырку, причем по дурной статье. И, именуя вещи своими именами, крупно повезло Эдику, что повстречал в камере авторитетного вора Колю Загорского, который очутился болельщиком и в парне в стираной торпедовской футболке признал Стрельцова.
Выслушал его горестный и честный рассказ и пообещал, что бушлат на голову ему одевать никто не будет. Еще и разослал «малявы» по темницам и зонам, что Стрельцов — пацан правильный. Наивный Стрельцов сперва и постичь не мог, что ему грозило в камере с его-то нехорошей статьей.
Государственный обвинитель попросил для Стрельцова максимальный по тем порам срок — 15 лет, даже не учитывая, что в семье у Эдуарда мать-инвалид и двухмесячная дочь Мила. Судья обнаружил «снисхождение» и огласил приговор: 12 лет лишения свободы.
Воровской сходняк
Судачили в те поры: дескать, у Стрельцова в тюрьме и икорка, и балычок, и водочка — лишь тренируйся. Тем ценнее сохранившиеся в архивах воспоминания начальника конвоя в Вятлаге Ивана Александрова: «Осенью 1958 года мне впервые угодило в руки уголовное дело Стрельцова, а вскоре вывели и его самого во внутренний двор пересыльной темницы. Глазам не поверил: Стрельцов!
Многое он мне рассказал. Парень был отворённый, добрый, истинно русская душа. Наивный. Удивление было в его глазах, когда он вспоминал, как провёл его московский следователь. Уговаривал сознаться в преступлении, которое Стрельцов не совершал. Неплохо подкатился… Подпиши признание — и сразу на свободу выйдешь, кто же Стрельцова в темнице держать будет, ведь через три дня начинается чемпионат вселенной в Швеции. За тебя такие люди хлопочут, страшно фамилии их наименовать.
И даже в лагере Стрельцов искренне верил, что его невиновность весьма скоро кем-то в Москве будет доказана, за ним приедут и отпустят. Мне тоже в это хотелось верить. В те первые встречи мы не знали и не могли ведать, что у него впереди долгие годы лишения свободы и бессердечные схватки за выживание. В первом же лагере на него наехали блатные. Случилась стычка Стрельцова с малолеткой. По лагерному закону не положено обижать приблатненных малолеток. Из них похитители в законе выращивают себе смену.
У малолетки была кличка Репейник. Хоть и восемнадцати не было, еще тот бугай — не всякие трое взрослых могли с ним управиться. Но и Стрельцов не из тех, кто очень терпеливый. Въехал Репейнику по первое число. Той же ночью пояс притихла. Раньше обычного прекратились хождения между бараками. Все бывальщины в курсе, кроме Стрельцова. Готовился воровской «сходняк».
Из агентурного извещения в оперчасть: «Отрицаловка собирается на толковище в котельную. Понтуют поставить Стрельцова на куранты».
«Поставить на куранты» в 1958 году значило одно — убить человека. Но неизвестно, как могло обернуться смертоубийство Стрельцова, явно имевшего серьезных друзей в Москве. Все взвесили в административной поясу. Снова перетолковали между собой блатные. Чем им пригрозили? Отправкой в «сучью» пояс. Тот год стал самым памятным после бериевской амнистии 53 го. Вящие начальники решили покончить с воровским миром силами самих же узников.
В три часа ночи Стрельцова разбудили. «Выходи, разговор кушать». С верхних нар на него набросили одеяло, избили, но не до смерти. Конвоиры отвезли Стрельцова в двенадцатый лагпункт, трагически знаменитый на тяни Север. За оградой «лечебного» лагеря широко раскинулось безымянное погост. Стрельцов выжил. В лагерный поселок Лесной он уже не вернулся».
«Приеду я лишь к тебе»
Сохранились письма Стрельцова из колонии его маме, Софье Фроловне, какая передала эти трогательные послания писателю Александру Нилину. Благодаря ему они и дошли до наших дней.
Здорово, дорогая мама!
Мама, Верховный суд утвердил приговор. Скоро, наверное, направят в лагерь. Мама, за меня не беспокойся. Все будет неплохо. Береги свое здоровье, себе ни в чем не отказывай. Если будет тяжко, то продай машину. Мама, купи мне сапоги и подбей их подковами, чтобы они не стаптывались. Отыщи какой-нибудь плохонький свитер и все это принеси 18 числа. Если не поспеешь, то в следующий раз принеси обязательно. Погода стала плохая, шагают дожди, а у меня прохудились ботинки. Еще принеси носки теплые и шапку зимнюю черноволосую каракулевую. В лагере, говорят, дают плохую.
…Мама, начинается зима, пришагали мне, пожалуйста, шерстяную фуфайку от костюма тренировочного, футболочки шерстяные, безрукавки две штуки, если кушать, варежки или перчатки. Если ты отослала мне 100 рублей и сахар, то вяще ничего пока не надо.
…Живу ничего, работаю слесарем. Обучаюсь в 8-м классе «Б». Продуктов никаких нету, если что можешь, то пришагали, а если нет, то за меня не беспокойся, ничего не случится…
…Мама, ты строчишь, что отбирают комнату. Отдай им эту комнату и не расстраивайся. Буду жив и крепок, заработаем все потерянное, а если не заработаем, то проживем и на пятнадцати метрах. Самое основное для меня, это чтобы ты была жива и здорова… Приеду я лишь к тебе!
…Насчет квартиры, мама, не переживай, пускай отнимают. Но чтобы они тебе дали такую же, какую ты отдала в Перово. Они не имеют права меньше дать…
Мама, не ты недоглядела, а я сам повинен. Ты мне тысячу раз говорила, что эти «друзья», водка и эти «девушки» до хорошего не доведут. Но я не слушал тебя и вот итог… Я думал, что приносил деньги домой и отдавал их тебе — и в этом заключался тяни сыновний долг. А оказывается, это не так, маму нужно в полном резоне любить. И как только я освобожусь, у нас все будет по-новому…
…Давай-ка скорее продавай машину, расплатись с долгами и ставь себя на ноги. Хуже нам было в брань и после войны, и то пережили. А это как-нибудь переживем. Ведь не я одинешенек сижу, многие матери так же остались одни. И если все будут сообщать: не хочется жить, то что нам останется делать? У нас же хуже положение, и то мы не унываем… Мама, когда реализуешь машину, я попрошу тебя, чтобы ты выслала сто рублей. Эти денежки будешь высылать вместе с посылкой. Запечатайте их или в сахар в коробке. Коробку отворите, выложите половину сахара, положите сто рублей, опять уложите сахар и заклейте коробку, чтобы не было заметно. Они мне необходимы. Только вышлешь, когда продашь машину… Мама, у тебя весьма плохое здоровье. Ты быстрее продай машину и езжай на курорт. Может быть, здоровье у тебя и поправится. А в мае я уже буду ведать точно: сколько мне сидеть… если сможешь сама приобрести мяч, то купи и пришли. Валенки были немного малы, но я их распялил и подшил, теперь они стали по ноге…
…Вот я снова покидаю по счету уже четвертый стан… мне очень интересно, почему меня перегоняют с лагпункта на лагпункт, по какой вину. Вы там не писали никуда насчет моей учебы? Если это по вину учебы, то хорошо. А если по другой причине, то какую мишень они преследуют, перегоняя меня из лагеря в лагерь? Ну ладно, об этом достанет, поживем — увидим.
…Стал каждое утро делать зарядку, обливаться морозной водой, в общем, потихоньку начинаю готовиться к свободе. Истина, пока одни надежды, но через два с половиной месяца чаяния могут и оправдаться. Так что, мама, наберемся терпения и эти два с половиной месяца подождем…
Центрфорвард или бывший зэк?
За то пора, пока Стрельцов сидел в колонии, жена Алла с ним расплодилась. И потом обижалась, что жены торпедовских футболистов демонстративно не глядели в ее сторону. Но и семейную жизнь Аллы с Эдуардом образцово-показательной не назовешь. Вот что она вспоминала: «Пришагали как-то в гости к торпедовским ветеранам, они так ласково на нас смотрели, умеренно потягивали винцо.
Все, кроме Эдика. Тот уже давным-давно забыл, что такое умеренно. Никогда не забуду слов супруга одного из ветеранов: «Деточка, вы что же, не имеете на него никакого воздействия?» Как же мне стало тошно! По дороге домой демонстративно с Эдиком не разговаривала. Он тоже супился. Как вдруг у выхода из метро увидел знакомую чистильщицу ботинок Зулейку. И что вы размышляете? Все свои горести Эдик тут же забыл, меня в том числе, и подавай эдак дурашливо с ней трепаться. Я не выдержала, побежала домой одна. Свекрови это открыто не понравилось. Она тоже у меня спросила: «Ты что, не имеешь на мужа воздействия?» Она же видела, что Эдик постоянно возвращается под утро.
И вот появляется он. Развеселый, пьяный, как обычно… Ну, думаю, пусть мама видит, какая у ее сына неплохая, строгая жена. Взяла и врезала Эдику по довольной физиономии.
Софья Фроловна посмотрела на все это совсем спокойно и постелила сыну в коридорчике. Потом стала стелить ему там все пора. Мы и рады бы личную жизнь наладить, да перед свекровью неуклюже».
фото: РИА Новости
Многолетний партнер Стрельцова по нападению Валентин Иванов произнёс: «Он был самый сильный среди нас на поле и самый слабый — в жития».
4 февраля 1963 года в тульскую колонию приехал суд — судья, два общенародных заседателя и прокурор района. Вынесли решение об условно-досрочном освобождении Стрельцова.
Из колонии его забирали торпедовский футболист Виктор Шустиков, администратор команды Георгий Каменский и мама Софья Фроловна. Я позвонил Шустикову и попросил припомнить тот зимний день: «Парторг ЗИЛа Аркадий Вольский выделил нам черноволосую «Волгу», — рассказал Виктор Михайлович. — Эдик расписался в тюремной ведомости и вышел на улицу. Не суматошился, внешне был спокоен. Мы с Каменским кинулись к нему, мать не смогла — разволновалась, осталась в машине. Жора раздобыл бутылку коньяка, выпили за свободу.
Только отъехали, Эдик упрашивает: «Остановите машину!» Снял черную телогрейку и запустил ее в овраг. До сих пор у меня перед глазами полотно, как тюремная роба летит вниз. Потом поехали в его квартиру на Автозаводскую».
Но кто он сейчас, Эдуард Стрельцов, — центрфорвард или бывший зэк со справкой об освобождении?
фото: РИА Новинки
Остановка по приказу министра
Мы познакомились с Эдуардом Анатольевичем Стрельцовым в преддверие пятидесятилетия не в славных «Лужниках» или заводском «Торпедо», а в небольшом зиловском спортзале, где он занимался с молокососами.
На балконе несколько приятелей Стрельцова совмещали приятное с здоровым — утоляли футбольную жажду, а жажду иного рода компенсировали портвейном «Агдам». Развеселый перезвон стаканов под стук футбольных мячей вынудил и Эдуарда Анатольевича чету раз посетить дружескую компанию на балюстраде.
Может, благодаря крепленому молдавскому вину Стрельцов и отнесся благосклонно к нашей упорной просьбе — запечатлеть для «МК» его знаменитый пас пяткой.
Выглядел тогда Стрельцов немножко погрузневшим и слегка утомленным. Но пошел он нам навстречу без излишнего кокетства, присущего некоторым большим мастерам.
Под щелканье фотографического затвора Сергея Жабина и подбадривающие восклицания веселых приятелей со второго этажа он отдал коронный пас пяткой — собственный футбольный автограф.
В мгновение, запечатленное Жабиным, я и увидел вновь, словно в кадрах кинохроники пятидесятых-шестидесятых, молодого и блаженного Стрельцова.
Впрочем, может, мне это только показалось. Как, допустим, под воздействием красноречивых очевидцев, не устающих пересказывать матчи с его участием, создалась у меня иллюзия, что следил за ним годами в сотнях игр.
Желая видел его на зеленом газоне, как и мои ровесники, только в считаных матчах, в основном захватив Стрельцова на поле уже ветераном.
А в детстве моем, помню, колорит манеру Стрельцова придавали к тому же и обстоятельства — облетевшая, к примеру, всех история о том, как он запоздал на поезд, который вез сборную на ответственный международный матч. Стрельцов со своим партнером Валентином Ивановым догоняли поезд на машине, и не кто другой, как министр путей сообщения СССР, разрешил незапланированную остановку этого поезда на станции в Можайске.
Стрельцов во пора той игры с Польшей получил тяжелую травму ноги, с поля его выплеснули на руках. Он умолял доктора: «Сделайте что-нибудь, я должен вернуться и забить гол». Он вернулся и забил, реабилитировав себя за легкомыслие.
Старший тренер сборной СССР Гавриил Качалин после матча произнесёт журналистам: «Я не видел никогда, чтобы так с двумя здоровыми ногами Стрельцов играл, как ныне с одной!»
Эпизод с опозданием на поезд стал одной из центральных подмостков художественного фильма «Одиннадцать надежд», на который болельщики-зрители сваливали как на футбол, пытаясь угадать, каких любимых ими футбольных персонажей играют артисты.
Изюминку кинофильму добавляло и то, что жену главного тренера СССР в исполнении Анатолия Папанова воплотила в экранный манер несравненная Валерия Бескова — жена Константина Бескова, превосходно известная с этой трудной ролью и в повседневной жизни: Бесков в пору съемок как раз возглавлял сборную.
Три идола
У молодежи, как говорили в ту пору, было три кумира — Илья Глазунов, Евгений Евтушенко и Эдуард Стрельцов.
На чаепитии в глазуновской галерке на Волхонке я завел об этом разговор с Ильей Сергеевичем (непреходящая память великому художнику). Но он недоуменно поинтересовался: «А кто такой Стрельцов?» Допускаю, что Пикассо тоже не имел никакого понятия о Пеле, а Сальвадор Дали не думал о существовании Марадоны. Гении живут в своих мирах…
Желая, как я вижу через десятилетия и по отзывам очевидцев, Стрельцов моментально как-то проник в сердца людей, даже и от футбола дальних. Возможно, из-за кажущейся легкости своих действий на поле: а что это, как не футбольная гениальность? Ему и копировать пытались во всем, включая и прическу с желтым чубом, или, как модно было сообщать в те времена, — коком. Даже бывший тогда дублером Валерий Воронин, впоследствии игравший с Яшиным за сборную вселенной, причесывался «под Стрельцова». А уж красавец Воронин, сбежавший ночью со сборов с торпедовской базы «Мячково» во пора Московского кинофестиваля, чтобы встретиться в Доме кино с Софи Лорен — она желала с ним познакомиться, — всегда служил эталоном футбольной элегантности.
При той нашей встрече в обшарпанном спортивном зале Эдуард Анатольевич с подкупающей частью откровенности стал рассказывать мне, молодому репортеру: многое пропустил он по собственному легкомыслию, не сделав на поле и половины того, на что, как ощущал, был способен. Признавался, что, с одной стороны, футбол дал ему больше, чем самые храбрые детские ожидания, с другой — с горечью повторил: это совсем не означает, что он, Стрельцов, итого в футболе добился.
Неожиданно пожаловался, что столь сурового кары, оторвавшего его на долгий срок от футбола, да и от жизни, не заслуживал. Добавив при этом с печалью, что, став старше, понял: даже несчастья расширяют житейский опыт, который потом сказывается на характере, отношении к жития.
Говорил мне, что тогда мало кто верил в его возвращение на поле, да и сам он на это утилитарны уже не рассчитывал. Но как-то в очередной раз попал на прием к высокому начальству. И после беседы, что называется, по душам неожиданно услышал от хозяина кабинета: «Что же ты длань на прощание не подаешь?» В тот момент и понял, что вернется в большой футбол.
Даже не перелистывая футбольную статистику, каждый понимает, что в истории не было случая (да и не будет), чтобы человек, проглядевший 7 сезонов, вернулся на поле. Причем не только не потеряв основного в игре, но и приобретя черты, необходимые новому футболу. Не невзначай же Стрельцов после возвращения дважды признавался лучшим футболистом СССР. Но разъяснить, как ему удалось невозможное, Стрельцов мне не смог. Сказал только, что все вышло само собой.
Я спрашивал: как могла бы сложиться его жизнь, добейся своего ЦСКА, когда во другой половине 1950-х молодого торпедовского форварда хотели призвать в армию? Тогдашний директор ЗИЛа Павел Дмитриевич Бородин взбунтовался: отправился на Престарелую площадь в ЦК КПСС и убедил партийных работников, что рабочий класс не извинит, если Стрельцова заберут из «Торпедо». (И Стрельцов после произнес историческую фразу: «Армия — армией, а Цика — Цикой».) Но Стрельцов в ответ лишь пожал плечами.
Я тогда не сразу, но все-таки репортер во мне победил болельщика, высказал пускай и нелицеприятное мнение, что зальчик периферийный и ватага мальчишек совершенно не соответствуют футбольному статусу Эдуарда Стрельцова. Он не обиделся, визави, искренне постарался объяснить, что старший тренер команды искусников должен быть человеком предельно требовательным, даже жестким по своей натуре. Он же, Стрельцов, мягкий человек, и у него не возвысилась бы рука отчислить кого-то из команды.
В разговоре я коснулся и книжки, написанной в содружестве с писателем Александром Нилиным. Но неожиданно сорвал Эдуарда Анатольевича, потому что он стал сетовать: мало кому из натуральных ценителей футбола она попала в руки — далеко не всем удалось ее раздобыть. (С гордостью отмечу, что благодаря Нилину у меня на полке рядышком с яшинским мячом хранится авторский экземпляр.)
Я, естественно, поинтересовался: не ощущает ли он сам после оглушительной славы некоего одиночества? Но он спокойно отозвался, что, хотя и не считает себя замкнутым человеком — скорее, по-своему компанейским, — в шумном обществе никогда не ощущал особой для себя необходимости.
Жалею, что не задал вопрос — видает ли он знак судьбы, что жизнь его невообразимо сложилась в цвет излюбленной торпедовской команды — черно-белый? Но что теперь…
фото: РИА Новости
Опалу сбросил Брежнев
С его разрешения я поехал после интервью провожать Стрельцова. И не позабуду, как, подъезжая к метро «Курская» — конечной станции нашего маршрута, — он сам неожиданно вернулся к слабой для него теме трагедии на подмосковной станции Правда. И с горечью сообщал мне на прощание: «Все не так было, Петя, все было не так!»
Видел, как он вышел на поле резаться за ветеранов в матче, устроенном в его честь. Трибуны при одном появлении Стрельцова разом радостно оживились.
Он-то знал, чего от него ожидают. И не томил ожиданием болельщиков, которые, как всегда, пришли «на Стрельцова». Со свистком судьи исполнил собственный знаменитый пас пяткой, переадресовав мяч партнеру. Достаточно оказалось этого штриха, чтобы самые объемные футбольные полотна ожили в нашей памяти.
Привыкший каждым шагом и жестом основывать зрелище, он и теперь — пятидесятилетний — мгновенно стал близок публике, как и в былые свои лучшие поры.
Но это я забежал вперед. А если продолжить в хронологическом порядке, когда Стрельцов очутился на свободе, то нельзя не вспомнить, какая борьба шла за то, чтобы центрфорварду разрешили опять играть в большой футбол. И здесь на первый план сходит фигура секретаря парткома ЗИЛа Аркадия Вольского, востребованного и в постсоветской России — он трудился председателем Союза промышленников и предпринимателей. Военному юристу и товарищу Стрельцова Андрею Сухомлинову Аркадий Вольский рассказал, кто наверху разрешил судьбу футболиста.
«Где-то в конце 1964 года, уже после октябрьского Пленума ЦК КПСС, когда после смещения со всех постов Хрущева Генеральным секретарем ЦК КПСС сделался Л.И.Брежнев, прорвался я к нему на прием с докладом о положении дел на ЗИЛе. На эту повстречаю взял с собой двух наших представительниц слабого пустотела, одна — Герой Социалистического Труда, другая — депутат Верховного Рекомендации СССР.
Рассказал ему про завод, про людей, про производство, про планы. Вообще — все как возложено. Женщины мои рядом сидят, подтверждают, улыбаются. Вижу, Леонид Ильич доволен встречей.
Проблема о возвращении Стрельцова пока не поднимаю. Рано. Здесь ведь тоже, как в футболе, тактика своя необходима: некстати вопрос задашь и вылетишь из кабинета ни с чем, да так, что больше никогда туда и не попадешь.
В крышке встречи Леонид Ильич, как обычно в таких случаях, сообщает:
— Ну а чем помочь вам надо?
Я поблагодарил генсека за готовность помочь ЗИЛу в решении жизненно значительных вопросов. Поставил их перед ним, получил добро. Вот тут, как я почувствовал, и настала пора заговорить об опальном футболисте.
— Негоже получается, Леонид Ильич, с Эдуардом Стрельцовым. Вы завзятый болельщик и не можете не помнить его. Вернулся парень из лагерей, а резаться в «Торпедо» ему не дают, дисквалифицирован Спорткомитетом. Рабочие и весь коллектив упрашивают.
Женщины мои головами закивали в поддержку моей просьбы, улыбнулись, глядя на Леонида Ильича с чаянием.
Брежнев задумался на несколько секунд и говорит:
— Я, Аркадий, одного не постигну: если вышел из тюрьмы слесарь, то ему можно работать слесарем, а если футболист вышел, то ему, сходит, играть в футбол нельзя? Законный вопрос? Справедливо ли это?
Я и обе мои помощницы почти хором отозвались, что вопрос ставится правильно, что лишать Стрельцова возможности резаться в футбол несправедливо, что это нужно поправить.
И вопрос был решен в тот же день. Решен, разумеется же, положительно. С 1965 года Эдик опять играл в нашей команде, и в тот же год мы завоевали золотые медали чемпионата края.
К медалям своим Стрельцов относился спокойно, как и к собственной славе, без всякой гордыни, что целиком соответствовало скромному его характеру, невзирая на оглушительную славу.
Недавно, в преддверие своего 90-летия (!), в редакцию «МК» приехал на встречу с журналистами легендарный Никита Павлович Симонян — подведённый, энергичный, доброжелательный, неистощимый на разные истории. Заговорили мы с ним, разумеется, и о Стрельцове. И Симонян растроганно стал рассказывать нам случай с золотой олимпийской медалью.
— Эдика мы весьма любили, звали его Бэбби. Он был самый молодой в сборной СССР и подкупал нас, старцев, своей бескорыстностью, добродушием. Для юноши его возраста — Эдику было итого 18 — редкое свойство. Как правило, молодые футболисты тщеславны, тщеславны, а у него близко ничего такого не было.
В Мельбурне, когда мы выиграли Олимпиаду, золотые медали вручали лишь тем, кто участвовал в финале. Но на заключительный матч тренеры поставили меня вместо Эдика, какой блестяще отыграл все предварительные встречи. Его огромная заслуга была, что мы дошли до финала.
Получил я золотую медаль, а отрады никакой — совесть мучает. Пошел к Стрельцову: «Эдик, медаль не моя — твоя. Ты ее завоевал». Он наотрез отказался: «За кого ты меня принимаешь». Я по-прежнему пункты себе не нахожу, мучаюсь. Отплыли домой на теплоходе «Грузия». Подхожу к нему, когда мы уже в море, опять с медалью — возьми, она твоя по праву. Тут Эдик осерчал: «Если еще раз предложишь мне свою медаль — разобижусь».
«Лысый толстый дядька пятками пасы раздает»
Со Стрельцовым играло цельное созвездие. Кого-то уже нет, кто-то коротает свой век у телевизора. Но всегдашний любимчик публики Анзор Кавазашвили по прозвищу Черная Пантера — золотой вратарь «Торпедо» и «Спартака» — так же бодр, как в те годы, когда намертво ловил мячи из «девяток». И, уместно, ни один из вратарей не пропускал и не отбивал столько мячей от Стрельцова за годы совместных тренингов в «Торпедо» и сборной, как Анзор Кавазашвили, который сразу отозвался на предложение поговорить о своем замечательном партнере.
— Когда вы показались в «Торпедо», Стрельцов еще сидел на зоне.
— Мы встретились, когда после темницы он стал играть на первенство завода. Помню свое изумление: вышел на поле лысый толстый дядька, голова спущена, плечи согнуты, вокруг мельтешат футболисты, отобрать мяч не могут, а он пятками раздает голевые пасы. Я поразмыслил: черт возьми, сам-то забьет или нет? На него летят соперники, а Стрельцов мяч отбросит пяткой партнеру — гол.
— Но вес прибрал?
— Когда начал играть — похудел, но живот был заметен. Желая за столом больше ковырялся вилкой, чем ел.
В «Торпедо» только одна тема была для бесед: когда Эдику разрешат играть в чемпионате страны? Мы ведали, секретарь парткома ЗИЛа Аркадий Иванович Вольский пытается разрешить вопрос через высшее руководство страны.
— Быстро он вернулся в игру?
— Люд приходили смотреть не на команду, а на Стрельцова. Ни один тренер наших соперников никогда агрессивно против Эдика своих футболистов не настраивал — содержите Стрельцова, бейте его по ногам, блокируйте… Не дай бог, Эдика тронешь, он заводился так, что на нем могли висеть два-три футболиста, все равновелико протаранит, протащит на себе и забьет. Эту глыбу остановить было невозможно.
В Брянске или Туле стадионы не могли поместить людей. И крики с трибуны: «Эдик, я с тобой в колонии сидел…», «Эдик, я с тобой совместно на «химии» был». Иногда складывалось впечатление, что на трибунах одни зэки, какие помнили его по лагерю.
— Почему его не взяли на чемпионат мира 66-го года в Англию?
— Напугались. Не забудь, у нас страна была — Советский Союз. Расскажу такую историю. У него после отсидки первоначальный выезд был с «Торпедо» в Австралию. И мне Аркадий Вольский лично произнёс: «Анзор, ты комсорг команды, мы поселим Эдика с тобой в одинешенек номер, присматривай за ним, чтобы он ночью никуда не ушел». Я сообщаю: «А куда он должен уйти, Аркадий Иванович? Он же спать будет». Вольский отвечает: «Я тебя предупредил, глаз с него не спускай». При том, что с нами ездил человек из КГБ, как будто он из Министерства цивилизации, — отдельно за Стрельцовым следил. Но не уследили ни кагэбэшники, ни я.
Я уснул после игры. В дверь грохот. Вспрыгнул, темно, а барабанят так, что снесут дверь. Открываю, стоит руководство команды совместно с тренером Владимиром Ивановичем Гороховым: «Где Эдик?» Отвечаю: «Да вон он почивает». Повернулись, посмотрели на кровать, там его нет. Начинают разнос: «Почему не доложил, что его нет?» Я же вратарь, невозмутимо пожимаю раменами: «Я спал, откуда мог знать, что он ушел?» Пока эта перепалка идет, вдруг в коридоре являются Стрельцов с нашим нападающим Володей Щербаковым и две девушки, какие-то украинки.
— Где они там украинок взяли?
— В Австралии украинская колония была, цельное поселение. Оказалось, Эдик с Володей зашли через путь от отеля в бар, выпили пива, познакомились с девчонками, потрепались. Ну, девчонки произнесли: давайте мы вас проводим… И они вместе поднялись на этаж. А здесь шум, гам, тарарам… Вдруг Владимир Иванович Горохов подходит к этим девицам, голое пузо, в трусах: «Гуд бай отсюда на фиг…» Те обиженные ушли, а мне залепили строгий выговор по комсомольской линии за то, что не досмотрел за Эдиком.
— Стрельцов извинился?
— За что извиняться? Мы неужели сами в бар не ходили? Просто нас не ловили, а его поймали, потому что слежка за ним шла со сторонки КГБ.
— На тренировках по воротам он лупил или старался перехитрить?
— Эдик тренировался меньше, чем прочие, не перегружал себя в физическом плане, занимался больше итого с мячом. Легкая атлетика, беготня неинтересна была. Я его заводил с пенальти и со штрафными. Эдик мне пенальти 10 из 10 клал. И подкручивал, и мочь вкладывал в удар.
— После игр застолья были совместные?
— Собирались нередко на базе в Мячкове в выходные — пункт закрытое, охраняемое, кухня работает по высшему классу, как в ресторане. Ну, садились, байки морили, вспоминали какие-то истории. Но Эдик после тюрьмы, когда выпивал, становился весьма замкнутым человеком. Честно говоря, мы с ним почти за столом не разговаривали, он замыкался в себе, а что вы желаете — такое пережить. Но все равно в Мячкове принимал участие в посиделках с наслаждением — посторонних никогда не было, всё без шумихи. А он все время боялся, что будут задавать дурацкие проблемы, ненавидел про колонию вспоминать. Застолья всегда заканчивались в парной, а это для него было святое.
— Парная после чарки?
— Сердце-то у нас крепкое было, молодые пацаны. Какие ограничения… Хлебнул — ну и что, не ведрами же мы пили. Обычно шампанское, водку — реже.
— Неужели в ресторанах не прогуливались?
— Я дружил близко с Харламовым и Мальцевым, Петровым и Рагулиным. И вот подобный компанией всегда в кафе «Арарат» ездили, в месяц раз или два непременно, там шикарное мясо готовили. Но Эдик с нами за стол лишь в Мячкове садился, не любил незнакомых людей рядом. Потому либо на базу, либо домой к жене Рае и сыну Игорю.
— Супруга в ЦУМе работала?
— Заведующей сотой секцией, куда партийные номенклатурщики ездили отовариваться, да и наши футболисты заезжали покупать дефицитные костюмы. Вначале Рая была несложный продавщицей, потом повысили.
— Вы в «Спартак» перешли, играли против Стрельцова?
— Не случилось. И не жалею. Против него лучше было не резаться. Вот против Пеле играл, он мне гол забил. Мне часто задают проблема: за всю историю кого считаешь лучшим — Стрельцова или Пеле? Я вечно отвечаю: каждый из них — лучший в мире.
— Но вы еще вместе с ветеранами, как сообщают в футболе, попылили…
— Даже рядом с Чернобылем играли, километрах в тридцати.
— Зачем поехали?
— Глупцы были. Нам сказали, мы подчинились. После матча в Брянске туда отправились. Эдик по пути водочки выпил, его развезло, оставили в раздевалке спать. На стадионе завязался скандал, народ прорвался на поле, люди стали скандировать: «Стрельцов, Стрельцов!» Мы их пытались унять: «Стрельцов плохо себя чувствует». Ничего не помогает, спрашивают: «Покажите его». Ладно, вывели Эдика из раздевалки на поле, вопли: «Ура! Стрельцов!» Слава у него была космическая.
Выпьем за кока
Сохранился снимок: юный воспитанник футбольной школы молодежи Миша Гершкович на коленях у Льва Яшина, когда великий вратарь приехал в гости к молокососам. Пройдут годы. И нападающий московского «Торпедо» Михаил Гершкович, партнер Эдуарда Стрельцова по штурму, забьет Яшину гол. Лев Иванович после матча скажет: «Молодчина, Миша! Но ты не только мне, другим вратарям тоже забивай».
Мы вспоминаем с Михаилом Даниловичем те примечательные ностальгические времена, говорим о его старшем товарище Эдуарде Стрельцове, к какому он и по сей день относится с непроходящей теплотой.
— Михаил Данилович, кто шутку придумал: «Если бы Пеле хлебнул столько кофе, сколько Стрельцов водки, он бы умер»?
— Фольклор торпедовских болельщиков тех лет, как сообщают, в каждой шутке есть доля правды.
— Понять не могу, как он играл с плоскостопием? По тем порам с таким диагнозом даже в армию не брали.
— Я вам больше произнесу: в сезоне 68-го года Эдик забил больше всех мячей — 21 гол. А у него был геморрой, причем в заостренной форме. После игр ходить не мог, лежал в раздевалке, кровь все пора шла. Сделали операцию. Мы приехали Эдика навестить с ребятами. И доктор нам говорит: «С таким геморроем нормальный человек ходить бы не смог, не то что носиться. Это за гранью моего понимания как медика».
— Вы с его паса пяткой нередко заколачивали…
— Есть определенные футбольные каноны, когда нападающий принимает мяч, разворачивается, оценивает ситуацию, а у него ничего не надо было ожидать. По-моему, замечательный актер Анатолий Папанов как-то пошутил: «Стрельцов размышляет пяткой!» Неожиданно сбросит мяч пяткой, и ты уже один на один сходишь — это незабываемо!
— Михаил Данилович, знаю, Стрельцов не любил повествовать про свою трагедию. Но ведь наверняка в ваших разговорах тема возникала?
— Да и я не охотник был его тюремную тему обсуждать, видел, насколько ему тяжело все опять переживать. Эдик держал ужасные воспоминания внутри себя. Но, случалось, нахлынет на него, рассказывал, как сидел, как пытались его сгноить. Истина, было достаточно много людей, которые вставали на его защиту. Влюбленность народная к нему была необычайной — так, по-моему, у нас только к Гагарину и Высоцкому относились.
Как-то за чаркой он сказал: «Ты знаешь, мне, конечно, тяжко было всё пройти и внимать такие вещи про себя. Но когда я остаюсь один, мне легковесно, потому что знаю — я ни в чем не виноват. Я ни перед кем не виновен, никому не сделал ничего нехорошего, даже близко. Выпил, упал и уснул. Даже не ведаю толком, что там происходило. Но то, что я ничего страшного не делал, могу произнести точно».
В глубине души, особенно когда он выпивал, тема его будоражила. Он был попросту взрослый ребенок. Когда поддаст, мог чего-то там… А когда в трезвом состоянии, как сообщают, мухи не обидит. И никогда не кичился, что он Стрельцов.
Расскажу одну историю про его нрав. Мы с ветеранами сборной СССР прилетели играть на Дальний Восход. Потом банкет, принимал первый секретарь горкома партии, какой сам и вел великолепно накрытый стол. Большой поклонник Стрельцова, он поднимал одинешенек тост за другим за талант Эдика.
Проходит какое-то пора, и Эдик ему говорит: «Василий Михайлович, можно мне слово произнести?» Тот обрадовался: «Конечно, Эдик, очень приятно». Стрельцов поднялся с рюмкой и говорит: «Хочу произнести тост за человека, какому мы всем обязаны — сидим за таким шикарным столом, все лакомо, красиво. Давайте выпьем за повара». Первый секретарь обалдел, он-то разрешил, что Эдик за него поднимает бокал. Ну, встал и ушел… В этом тяни Эдик — он искренне считал: кто так вкусно приготовил? Разумеется, кок, за него и надо выпить.
— Вы же моложе Стрельцова, он вас, наверное, опекал?
— Я, когда начинал в «Торпедо», жил с родителями в малогабаритной трехкомнатной квартире в Кузьминках. Потренировались на базе в Мячкове, автобус в город шел мимо моего дома. Лето, все на даче, Стрельцов сообщает: «Ну, молодой, показывай, где живешь». И с нами еще двое ребят. Ну, посмотрели квартиру, Эдуард Анатольевич сообщает: «Нормально, здесь мы и отдохнем. Вы, два молодых (с Геной Шалимовым), за шампанским, а мы еще товарищам позвоним». Я спрашиваю: «Эдик, а сколько шампанского брать?» Он отвечает: «Да хватай бутылки четыре». Я говорю: «Нас четверо, еще ребята подъедут. Достанет ли?» Он, помню, удивился: «Молодой, я тебе говорю, сколько на человека хватать».
— А вы захаживали в гости к Эдуарду Анатольевичу?
— И на Автозаводской бывал, с мамой, Софьей Флоровной, знался. Эдик побаивался ее, жесткая женщина, но настоящая хозяйка была. После ему дали трехкомнатную квартиру рядом с Курским вокзалом, где к испытаниям нередко готовились. Начинали-то с ним учиться во ВТУЗе при ЗИЛе, но, желая на заводе нас на руках носили, в техническом вузе поблажек не мастерили. Помню, велели выучить химию, Эдик говорит: «Эта химия тучнее, чем «Три мушкетера», как ее выучишь?» — вот и перешли в Малаховку, в областной институт физкультуры. У Эдика «Волга» была, на ней туда и ездили, Владик Третьяк, наш коллега по студенческой скамье, порой составлял компанию.
Помню, на «Курской» сели зубрить научный коммунизм к госэкзамену. Рая, супруга, на работе. Эдик говорит: «Надо по чуть-чуть выпить, закрепить познания». Начал искать, дома ничегошеньки. Эдик стал раздражаться: «Я ведаю, где-то есть». Полез в бачок в туалете, потом под койка, на антресоли — пусто. Он идет по коридору, там Раины сапоги зимние стоят, Эдик разозлился: «Во обарахлились, миновать некуда» — и пнул по сапогам. А там — буль-буль… Раз — и он достает из сапог чету бутылок.
— Не сильно ударил-то по сапогам?
— Легонько, с носочка, не раскололись. Рая вон куда догадалась убрать, думала, Эдик здесь достоверно не найдет. Ну, знания закрепили и экзамен сдали.
Однажды в поездке с ветеранами на юг развезло его от жарищи до матча. Мы говорим: «Эдик, ты поспи, а мы перед банкетом за тобой зайдем». Сыграли, приходим к нему в номер, будим: «Отправь на банкет». Он спрашивает: «Какой счет?» — «Все нормально, выиграли 4:3». Эдик спрашивает: «А я играл?»
Баек этих можно повествовать бессчетное количество. Но поймите — главным и единственным в жизни для Стрельцова был футбол. У меня был одинешенек из самых счастливых дней, когда мы 5:1 у «Спартака» в 68-м выиграли и Эдик с моих пасов два мяча забил, да и я два раза отметился голами. И он был так рад: «Миша, я тебе сейчас свою конфигурацию подарю, которая у меня в загашнике». Принес футболку с фирменной восьмеркой и трусы. И еще сообщал: «Я играл со многими, но больше всех забил с тобой». Великий талант, пора опередил намного, как Пеле, как Месси, как Роналду. Он и сегодня, выйди на газон, был бы опять великим.
— Не зря его называли русским Пеле…
— Ну гении оба… А кто из них лучше — не отзовусь. Сложно ведь сравнивать Моцарта и Бетховена. Но то, что попади Стрельцов на чемпионат вселенной, гремел бы ничуть не меньше Пеле, — ручаюсь. И не ведаю, как выглядел бы Пеле, не играй он 7 лет, как Эдик. А Стрельцов вышел на поле после такого гигантского интервала и снова стал сильнейшим.
— Эдуард Анатольевич умер после своего дня рождения — фатализм какой-то.
— Мы со Славой Соловьевым, какой играл за «Динамо» в хоккей с мячом и в футбол за «Торпедо», приехали 21 июля в онкоцентр на Каширку поздравить Эдика с днем рождения. Рая, супруга его, нас встретила. Он уже был в таком состоянии… Рая говорит: «Миша приехал, Миша…» Он очи открыл, заулыбался, увидев нас.
— Узнал?
— Я думаю, да. Потому что он улыбнулся… А ночью помер.
Стадион имени Стрельцова
Мы начали первую часть совершенно не юбилейного повествования с того, как 26 мая 1958 года в подмосковной Тарасовке на спартаковской базе Яшин со Стрельцовым собирались удить рыбу на Клязьме. Но Стрельцова взяли и исполнили приказ Хрущева: «Посадить надолго!»
Происшествие случилось в подмосковном поселке Истина, но самой правды в жизни Стрельцов никогда не добьется.
За несколько дней до кончины своему другу писателю Александру Нилину Стрельцов с горечью произнёс: «Одного не пойму — за что меня посадили?»
Болезнь его была замечена неожиданно, он лечился от воспаления легких, но оказалось — рак легких. Залежал в отдельной палате, подолгу с закрытыми глазами, ни на что не жалуясь. Умирая в разуме, отказывался от обезболивающих уколов.
Обещал, что в субботу, на день своего рождения, будет дома. Но к двадцать первому июля ему было совершенно плохо. По Москве прошел слух, что Стрельцов умер, — на стадионе «Динамо» после объявления диктора о дне рождения публика возвысилась, преждевременно почтив его память.
А за три месяца до кончины, как уже говорилось, Стрельцов все-таки нашел в себе мочи и мужество приехать на похороны Яшина. Постоял в почетном карауле, после выразился по-житейски: теперь его, Эдика, очередь. Так и получилось сквозь три месяца.
В середине прошлого века его посадили, в конце столетия стадион «Торпедо» наименовали его именем, перед ареной поставили памятник гениальному футболисту Стрельцову.
В моих думах его судьба странным образом перекликается с финалом булгаковского романа. Стрельцов в моем понимании подобный же — не от мира сего Мастер, — только, разумеется, большенный игры, да на другое он никогда и не претендовал. Ничего, кроме мяча, по-настоящему его и не волновало.
И если уж отважиться совсем по-булгаковски, то мне хочется верить, что там — на вечных футбольных сборах — Яшин все-таки поведет своего долголетнего партнера и друга на любимую рыбалку.
Куда не доберутся до Эдуарда Стрельцова ни желто-синий милицейский «воронок», ни всемогущий первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев.
