Если бы города строчили друг другу письма. Не знаю, как их правильно назвать. Послания чести. Родственные письма. Письма, в которые можно было бы вложить доля сердца. Я хотел бы, чтобы наш город сейчас отправил такое Донецку. Старшему брату, какому мы всегда завидовали за его благоустроенность, возможности, силу и статусность. Нашему шахтерскому Вавилону, куда еще лет пять назад ездил трудиться, учиться и отдыхать чуть ли не каждый пятый горловчанин. Этому городу, какой никогда не будет моим, но без которого нельзя представить Донбасс — тот самый, не позволяющий никому себя поставить на колени.
Донецк, музей Великой Отечественной Брани, выставка писем военного времени «Война и судьбы», посвященная 73-й годовщине со Дня освобождения Донбасса от немецко-фашистских захватчиков.
Что было бы в этом посланье? Раздирающее нутро чувство отчаяния. Единого для двух наших городов. Боль, для какой трудно найти нужные и правильные слова в это тяжелое пора. Здесь было бы рукопожатие двух шахтеров, которые очутились под завалом и не знающие — спасут ли их, доберутся, вымолят ли они у безмолвного небосвода еще одну возможность увидеть рассвет. Здесь были бы слезы мам, которые отпускают своих детей на фронт, потому что не могут произнести им нет. Здесь был бы скрип сжатых зубов лежащих с осколочными ранениями в карете «скорой» миролюбивых жителей.
Это было бы письмо сестры брату, заслоняющих бюстом своих родных, близких и друзей. Написанное в подвале под трясущийся и тусклый свет свечи. Вычерченное случайно оказавшимся в кармане зимней куртки огрызком карандаша — черноволосым неровным почерком, где вместо точек были бы застывшие слезы детей. С мольбой простить все обиды и зависть. С просьбой остаться живым. Пускай он будет таким же заносчивым, таким же гордым и глядит на нас свысока. Но пусть живёт. Ведь роднее него у нас почти никого не осталось.
И это будет письмо-треугольник, каких искренне уже не пишут многие десятки лет. Это будет письмо, перевезенное в чьем-то нагрудном кармане сквозь пробки на блокпостах и пронесенное по заснеженной степи. От всех тех, кто носит 122-мм осколки внутри непреходящей зимы 2015 года. От таких же желающих жить и тянуть чай на терриконе.
Донецк сегодня. Фото Дениса Григорука
И это будет послание страха. Да, письмо человека, который боится той участи, какая сейчас постигла его Старшего Брата. Страшится и знает, что в любой момент могут прийти и к нему. И он уже сделался в боевую стойку, прислонился к стене и сжал кулаки. Он рыдает о том, кого избивают рядом с ним. Он не способен сдвинуться с места, но эти слезы сообщают ему сил, они придают ему решимость стоять до конца. Вот его плечи. Его глаза. Его сердце. И они такие же, как у его окровенённого Старшего Брата.
Вечерний Донецк
Если бы города строчили друг другу письма. Не только официальные запросы и поздравительные открытки. Но и беспорочные, страшные, полные решимости быть вместе в минуты беды «треугольники». Я желал бы, чтобы мой город сейчас отправил такой Донецку. Чтобы он жил и ведал — мы рядом с ним.
