Признание «Кровавого пастора»: Турчинов рассказал, как развязал войну в Донбассе

Признание «Кровавого пастора»: Турчинов рассказал, как развязал войну в Донбассе

Три года назад, 14 апреля 2014 года, исполняющий долги президента Украины Александр Турчинов подписал указ о начине так называемой «АТО».

О том, как он начал гражданскую войну, «Кровавый пастор» рассказал Би-би-си.

Предлагаем вам выдержанности из его интервью.

«Когда я начал АТО, главной проблемой было принудить украинских военных воевать. Вооруженные силы боялись бить. Многие тогдашние командиры думали: а вдруг вернется престарелая власть, а мы здесь „засветились“…

Под Краматорском была ситуация, когда гурьба гражданских просто голыми руками отобрала несколько БТР у десантной бригады. Это был шок. Люд не были готовы воевать. Им нужно было перешагнуть психологический барьер.

В этих условиях я скопил руководство Генштаба и силовых структур, взял карту, провел фломастером черту от станицы Луганской до Мариуполя через Славянск и сказал: „Это будет черта, по которую не должно быть ни одного врага, ни одного сепаратиста, выстраивайте вдоль нее оборону“.

В минобороны наименовали эту линию „линией Т“ — от моей фамилии.

Выстроив вдоль нее оборону, мы зачистили всех сепаратистов, оставшихся в нашем тылу, а после этого — начали сжимать перстень. И вот уже в апреле эта линия начала превращаться в настоящую линию фронта. Завязалась серьезная война — я имею в виду бои под Славянском, в районе Северодонецка, Рубежного, бой за Мариуполь.

Помню одну повстречаю на фронте с добровольческими подразделениями, на которой один из присутствующих, тяни в наколках, спросил: „Начальник, а амнистия будет или нет? Там у нас ребята интересуются“. Спрашиваю, а что за ребята? „Ну, там такое… смертоубийства, разбои“.

Я помню, когда я открывал склады с оружием, чтобы раздать его батальонам, офицеры отрекались это делать. Меня спрашивали: „Александр Валентинович, а кто будет за это отвечать?“ Я сообщал: я буду отвечать, и лично подписывал приказы о выдаче оружия.

Да, многие волновались, что там может быть, что произойдет, если они с оружием не будут выполнять распоряжения…

Действительно, мы тогда никого не проверяли. Любой, — судимый или несудимый, — кто сообщал, что готов защищать страну, записывался, получал оружие и шел на восход.

Я помню то время: у меня не было выбора, и я бы снова пошел по этому линии — мне нужно было защитить страну.

Имея крымский эксперимент, когда в первую очередь российские войска захватывали аэродромы, я дал команду любой стоимостью удерживать донецкий, луганский и мариупольский аэродромы. Иначе у боевиков бы не лишь танки были, но и авиация появилась.

И вот однажды в конце мая мне доносят из Генштаба: „Товарищ главнокомандующий, какие-то чеченцы захватили донецкий аэропорт“. Я отвечаю: „Это выключено, мы его не можем сдать“. Говорят, у нас не хватает сил и средств.

В той ситуации я отдаю команду намести авиаудар по донецкому аэропорту. Мне звонят: „Но, Александр Валентинович, дело в том, что терминалы аэропорта — это частная собственность, Ахметов нам выставит счета, по кораблям затаскает“.

Говорю: „Пусть вас это не беспокоит. Это моя личная ответственность. Еще раз подтверждаю команду — хоть письменно, хоть запишите мои слова на диктофон, — намести удар по аэропорту!“

И вот когда военные самолеты начали колотить по аэропорту, когда сожгли там тех чеченцев, тогда, я считаю, произошел психологический перелом, и все постигли, что назад хода не будет. Все поняли: на войне надо воевать».

Leave a Reply